Начало XX века ознаменовалось поистине тектоническими сдвигами: Первая мировая война, перекроившая карту Европы, распад четырех империй, три революции: неудавшаяся немецкая и две удавшиеся русские. История не терпит сослагательных наклонений, однако революцией вполне могла отметиться еще одна из воюющих стран — Франция.

Выгодоприобретателей Первой мировой войны вполне можно определить по количеству людских потерь. Во главе списка Российская и Османская империи, где потери составили почти по три миллиона человек, на третьем-четвертом месте Германия — немного больше двух миллионов и Австро-Венгрия — немного меньше двух миллионов. Пятое место держит Франция, положившая около полутора миллионов подданных. Англия, войну собственно и затеявшая, потеряла 700 тысяч солдат, а США отделались всего сотней тысяч.

Сараево как диагноз

Событием, спровоцировавшим начало Первой мировой, считается убийство австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда. Настоящей же причиной, вероятнее всего, выступало усиление Германии как морской державы, что несло угрозу колониальному доминированию Англии. Менее всего поводов для вступления в войну имела Российская империя. Во Франции, конечно, были реваншистские настроения по поводу возвращения Эльзаса и Лотарингии, но сиюминутной потребности воевать с немцами, кроме союзнических обязательств перед партнерами по Антанте, у страны тоже не имелось.

Ситуация осложнялась тем, что практически во всех европейских державах существовал серьезный конфликт между владельцами средств производства и производительными силами. Правительства думали, что с помощью войны они разрешат и эту проблему. Однако рабочие, в том числе и французские, слишком хорошо понимали, кому предстоит идти под пули и снаряды, и восторгом не пылали.

За два месяца до вступления в войну во Франции начались массовые антивоенные демонстрации. Французы надеялись, что протесты возглавят лидеры рабочего движения, но летом 1914 года был убит глава социалистов Жан Жорес, остальное же руководство партий и профсоюзов предпочло вступить в сговор с буржуазией.

В первых числах августа началась мобилизация, а уж к концу месяца французская армия наступала на Лотарингию. Операция кончилась провалом, далее последовала целая серия неудач.

К ноябрю 1914 года вся северо-восточная часть страны с ее наиболее развитыми промышленными районами стала ареной военных действий. Следующие три года положение только ухудшалось: каждый новый месяц войны все сильнее истощал экономику и ресурсы, в том числе людские. Число убитых французов перевалило за миллион.

Орудия саботажа

Весной и летом военного 1917 года стачечное движение французского пролетариата достигло абсолютного пика. В мае бастовало больше рабочих, чем за все предыдущие 33 месяца, в июне это число удвоилось. Сначала главными лозунгами было увеличение заработной платы и сокращение рабочего дня, но к 1917 году требования стали политическими: теперь рабочие призывали к окончанию войны.

Первомайская забастовка охватила почти все промышленные центры. Бастовали военные заводы, бастовали фабрики в бассейнах Луары, городах Сент-Этьен, Фирмини и Сен-Шамон; беспорядки охватили Париж и другие города, стояли заводы Рено и Сальмсона, не работали предприятия текстильной и кожевенной промышленности.

К мужчинам присоединилось огромное количество женщин, заменивших мужей на производстве. Антивоенные митинги нередко заканчивались жестокими драками с полицией.

Для разгона протестующих правительство начало привлекать колониальные войска. На бульваре Бессьер части, сформированные из аннамитов, уроженцев Вьетнама, открыли огонь по демонстрантам. Было убито несколько человек, в том числе женщин. Ситуация начала выходить из-под контроля.

Бунтари из окопов

На фронте положение тоже становилось все сложнее. В апреле 1917 года новый французский командующий — генерал Нивель — бросил войска Западного фронта, еще не отошедшие от Соммы и Вердена, в серию провальных самоубийственных наступлений.

В первых числах мая отказалась идти в бой 2-я пехотная дивизия. Скоро к ней присоединились части еще шести соединений. К концу мая число бунтовщиков утроилось. Солдаты саботировали приказы начальства. Они либо оставались в окопах, но отказывались атаковать, либо вообще не шли на позиции. Почти 30 тысяч бойцов дезертировали.

Настроения подогревали распространяемые в окопах листовки с сообщениями 0 Февральской революции в России. В Виллер-Коттере, Феран-Тарденуа и Кеври-Вальсери войска отказались подчиняться командирам.

1 июня французский пехотный полк захватил город Мисси-о-Буа. Солдаты выбрали командиров из своей среды и окопались. В Суассоне мятежники открыли огонь из пулеметов по жандармам, пытавшимся их разоружить. По признанию генерала Петена, сменившего Нивеля, ненадежными оказались более половины дивизий французской армии. На позициях происходили братания с противником, появлялись красные флаги, звучали лозунги «Долой войну!» и «Да здравствует русская революция!»; крамола охватила даже офицеров. В некоторых частях образовывались солдатские Советы, которые на русский манер назывались les Soviets, на митингах произносились речи о необходимости закончить войну революционным путем.

При этом весь фронт внимательно следил за акциями рабочих в тылу. Информация о колониальных войсках, расстрелявших женщин на бульваре Бессьер, настолько разъярила солдат, что два полка в Суассоне захватили стоявшие на станции железнодорожные составы, погрузились в них и двинулись на Париж, правда, были перехвачены и остановлены в пути.

Военный историк Ги Педрончини, занимавшийся изучением этого вопроса в 1960-х годах, утверждает, что волнениями оказались затронуты более 40% французских пехотных дивизий. Наиболее лояльными к властям оказались полки тяжелой артиллерии и кавалеристы. Именно с их помощью командованию удалось подавить бунты.

Самым жестоким примером подобной акции считается расстрел русского экспедиционного корпуса в лагере Ла-Куртин. Русские, отведенные на переформирование, заявили о желании вернуться домой. Домой их не пустили, солдаты подняли восстание и были расстреляны артиллерией. Официально французы заявляют о 10 погибших в ходе 4-дневных боев, в самом же деле число жертв было на два порядка выше.

С бунтующими соотечественниками военные власти разбирались гораздо мягче. Стрелять из пушек по своим французские генералы были не готовы. Прецеденты отдачи таких приказов имелись, но до их исполнения все же не доходило. Репрессии ограничивались работой военно-полевых судов. Через них прошло больше 4000 человек, большинство отправили на каторгу, 629 человек приговорили к расстрелу, но реально были казнены лишь 49 мятежников.

Враги и интересы

Так, не начавшись, завершилась пятая французская революция. В связи с этим возникает вопрос: что же не дало искушенным в революционных переворотах французам сменить строй на этот раз?

Ответ, вероятно, лежит в двух плоскостях. Наиболее простое объяснение состоит в том, что у масс, готовых идти на баррикады, не нашлось реальных предводителей. Наиболее вероятный из лидеров, Жан Жорес, был застрелен перед началом войны, а другого Ульянова на французской земле не нашлось.

Второй ответ более прозаичен. Сегодня ни для кого не секрет, что технология «цветных революций» была разработана в Англии и использовалась британскими элитами для устранения геополитических противников как минимум с XIX века. Для того островная держава и втравливала всю Европу в кровопролитный глобальный конфликт, чтобы усилить свои политические позиции, максимально загрузить свое военное производство и, главное, устранить сразу двух быстро растущих конкурентов: Россию и Германию.

«У Англии нет вечных друзей и постоянных врагов, есть лишь вечные интересы», — однажды сказал лорд Пальмерстон. Это абсолютная правда. Британия, конечно, ничего не имела против того, чтобы разрушить еще одну сильную европейскую страну, пусть даже союзницу, но подобного варианта просто не планировалось. В Россию и Германию (особенно в Россию) уже были вложены деньги, подготовлены лидеры общественного мнения и боевые ячейки. Во Францию только импортировались «вирусные» идеи всеобщего братства и социального равенства. Это происходило само собой, независимо от планов умелых манипуляторов, просто из-за привлекательности самой концепции.

Именно оттого и встала на «стоп» французская социалистическая революция, что она не была важна и в нее не вложились. А в целом французы тогда прошли по краю внутреннего социального взрыва, совсем немного не дойдя до роковой черты.

Евгений ЗИМИН