Толковые словари в советское время толковали термин «фарцовщик» как «спекулянт, наживающийся на продаже вещей и валюты, приобретенных у иностранных туристов».

Дефицит и мода

По мнению некоторых филологов, слово «фарцовщик» — это искаженное жаргонное «форсельщик», которое ведет происхождение от английского for sale в составе стандартного вопроса, с которым фарцовщик обращался к иностранному туристу: Do you have anything for sale? («У вас есть что-нибудь на продажу?»). Появлению фарцовщиков в мегаполисах СССР во многом способствовали бреши в стене, отделявшей «одну шестую» от западного мира.

Первой такой брешью стал фестиваль молодежи и студентов, принятый столицей летом 1957 года. Словно по мановению волшебной палочки Москва заполнилась девушками и парнями из многих стран. На улицах и в концертных залах звучали песни на разных языках, исполнялись народные танцы, царила атмосфера братского единения и интернациональной дружбы.

В те годы страна, исповедовавшая плановую систему ведения хозяйства, переживала не только огромный дефицит политических свобод, но и резкий недостаток всего, в том числе качественной одежды и обуви. Отечественная промышленность могла предложить рядовым советским гражданам топорные костюмы, неказистые пальтишки, убогие платья, однообразную обувь. Всем этим и были заполнены прилавки универмагов. Редкие выбросы импортных товаров вызывали ажиотаж и многокилометровые очереди. Счастливчики получали заветный товар с черного хода, по блату. Поэтому ярко и модно одетые фестивальные иностранцы пользовались особым вниманием предприимчивых молодых людей, стремившихся любой ценой заполучить красивую рубашку, вожделенные джинсы или мокасины. Прежде всего ими владело желание выделиться из серой, однообразно одетой толпы, уйти от стереотипов.

А наиболее ушлые парни быстро сообразили, что импортная одежда может принести неплохой доход. Желанные шмотки везли «из-за бугра» моряки загранплавания, специалисты, возвращавшиеся из далеких командировок, а также зарубежные туристы. Они и являлись целью фарцовщиков. Прикупив у очередного «клиента» его товар, фарцовщики продавали приобретенное модницам и модникам (их называли «стилягами»). Огромным спросом пользовались не только одежда и обувь, но и фирменные сигареты, жевательная резинка, пластинки с западной музыкой, косметика и парфюм.

Мораль и нравственность

Наибольшее распространение фарцовка получила в Москве, Ленинграде, портовых городах и туристических центрах СССР.

Проникновение в «одну шестую» чуждой западной музыки, моды, культуры не приветствовалось руководством партии и страны. Стиляги, стремившиеся жить, отдыхать и одеваться не так, как все, несли (по мнению кремлевских идеологов) угрозу общественному строю. Стиляжничество, правда, не преследовалось Уголовным кодексом, но на борьбу с проповедниками чуждой культуры были брошены комсомольские отряды, добровольные дружины, ведомые сотрудниками компетентных органов.

Популярный сатирический журнал «Крокодил» регулярно клеймил стиляг и фарцовщиков. Часто их изображали с идеологически чуждыми саксофонами в руках. Такие рисунки сопровождались популярной речовкой: «Сегодня он играет джаз, а завтра родину продаст». А вот родная балалайка (по мнению совдеповских стратегов) была гарантом верности и преданности общественному строю.

Конечно, стиляги и фарцовщики резко выделялись из серой, однообразно одетой толпы, поэтому комсомольские бригады и идейные дружинники без труда отлавливали их и доставляли в помещение опорного участка. Там задержанных могли запросто остричь наголо, изрезать модный пиджак, распороть брюки и даже составить протокол. Если выяснялось, что нарушитель общественной морали и нравственности к тому же нигде не работает (тунеядствует), он вполне мог отправиться в места довольно отдаленные. Так, «за тунеядство» был судим и наказан поэт Иосиф Бродский, впоследствии эмигрировавший в США и ставший Нобелевским лауреатом по литературе.

Валюта и антиквариат

Доставалось и одевавшим стиляг фарцовщикам. Они добывали желанные предметы гардероба довольно опасным по тем смутным временам промыслом: ведь помимо вещей они скупали у иностранцев и валюту, иметь которую советским гражданам категорически запрещалось, это уже было уголовно наказуемо. Если для любителей красиво и модно одеваться фарцовщик был желанным персонажем, то для работников компетентных органов он служил постоянным источником головной боли. Фарцовщиков надо было отлавливать, доказывать их криминальность и сажать. И сажали, ибо тогдашний Уголовный кодекс относился весьма сурово к валютчикам. В 1960-х — 1980-х за решетку попали более 40 тысяч фа-цовщиков-валютчиков и тунеядцев.

Дело доходило до парадоксов. Когда грянула перестройка и появились обменные пункты, некоторые неудачники еще досиживали свои немалые сроки по «валютной статье». Среди них — ныне здравствующие известные артисты, музыканты, журналисты.

Если сотрудники спецслужб боролись с «заразой фарцы» с пролетарским остервенением, то модницы-девицы благоволили вальяжным молодым людям, потому что связь с фарцовщиком сулила девушке массу преференций в виде импортного белья, косметики и прочих дефицитных вещиц. Как правило, фарцовщики обладали холостяцким статусом и не очень унывали по этому поводу, ибо имели под рукой полдюжины «чувих», готовых «сделать приятное» за небольшой, но памятный гонорар.

Если иностранец желал пообщаться с русской девушкой, то предприимчивый фарцовщик мог легко переквалифицироваться в сутенера и подгонял гостю страны «вкусное мясо». Бурному развитию фарцовки способствовала и хрущевская оттепель, приведшая к резкому притоку иностранных туристов в СССР. Им был невыгоден официальный обменный курс, вот они — в нарушение закона — и приторговывали валютой, предпочитая иметь дело с юркими молодыми людьми, а не с государственным банком. Заодно интуристы избавляли чемоданы от вещей, заполняя их перед отъездом антиквариатом, изделиями народного творчества, сувенирами и икрой.

Парадоксы и сленг

Гостиницы, рестораны, аэропорты, вокзалы, валютные магазины «Березка» — эти объекты становились местом прохождения службы для тысяч неброских парней с накачанными мускулами, бравой выправкой и зорким взглядом. В ресторанах они обычно занимали столик, с которого открывался хороший обзор на весь зал. Любая попытка фарцовщика вступить в разговор с иностранцем тщательно отслеживалась сотрудниками спецслужб. Верхом профессионализма у них считалось взять нарушителя закона прямо в момент совершения сделки или сразу после нее. С вещами в сумке и валютой «на кармане».

Нарушитель закона оказывался в КПЗ, где с ним работали следователи. Если у парня находили эротические журналы типа «Плейбой», «Хастлер» или «Пентхауз», они безжалостно изымались, а перед обладателем появлялась перспектива схлопотать еще одну статью: «За распространение порнографии». Фарцовкой охотно занимались официанты ресторанов, коридорные отелей, переводчики, гиды, валютные путаны — все они входили в категорию граждан, имевших постоянные контакты с обладателями валюты и импортного ширпотреба. В годы расцвета фарцовки у молодых людей, занимавшимся этим промыслом, появился свой сленг.

Наиболее популярными были следующие термины: «фирма» — собственно предмет фарцовки: одежда, обувь, косметика, сигареты, парфюм и прочие аксессуары фирмача. «Бомбить фирму» означало вступить в контакт с иностранцем и провернуть удачную сделку, лейбл (от английского label) — так фарцовщики называли нашивку, наклейку с торговой маркой, «самострок» значил «подделка, вещь с иностранным лейблом, на самом деле сработанная ловкими цеховиками», «максать» (от финского maksaa) употребляли в значении «платить», глагол «скинуть» означал «продать фирму», американскую валюту фарцовщики называли гринами (от английского green — зеленый ), а «морковкой» обозначали финские марки (от финского markka). Бумажник в устах фарцовщиков стал «лопатником» (от финского lompakka), а толстовка — «пусером» (от финского pusero).

Перестройка и рынок

Вполне естественно, что такие заметные фигуры своего времени, как фарцовщики, становились персонажами литературных произведений. В рассказе Михаила Веллера «Легенда о родоначальнике фарцовки Фиме Бляйшице» дан точный портрет типичного «бомбилы» по имени Фима: «По вечерам и выходным он фарцевал, не стремясь урвать большой кусок сегодня, но дальновидно проверяя варианты для светлого завтра. Бабки летели вихрем: постановка дела требовала расходов. Он тренировал зрительную память, как примерный ученик разведшколы: в театрах и кабаках уже отмечались им маловыразительные постоянные лица без признаков любви к искусству и разгулу. Шмотки сдавались в комиссионки, он строго чередовал магазины по списку. Через полтора месяца он ощущал себя абсолютно другим человеком. Да он и был другим: деловар с башлями! Это категория особая, это по натуре эдакая акула-истребитель, гроза Уолл-стрита и мафии одновременно, беспощадный профессионал-боец за денежные знаки, притворяющийся окушком под сплошным и частым советским бреднем. Волк и волкодав в одном лице. Короче, характерная биологическая особь!»

Рыночные реформы сделали профессию таких вот «биологических особей» ненужной. Исчезли с улиц фарцовщики и стиляги. Тунеядцам перестали докучать правоохранители. Обменные пункты удовлетворяли валютные запросы граждан, а салоны секонд-хенда — гардеробные потребности обывателей. Однако в памяти людей среднего и старшего поколений звонкие термины прошлых лет (стиляги, фарцовщики, тунеядцы) вызывают определенные ассоциации. Кто-то вспоминает ловких, оборотистых, авантюристичных парней с благодарностью и некоторой ностальгией, а вот у бывших сотрудников компетентных органов реакция на бизнесменов застойной эпохи принципиально резко негативная.

Владимир ВОДОЛЕЙ