В 1613 году Земский собор избрал на царство Михаила Федоровича, после чего 300 лет Россией правила династия Романовых. Но мало кто знает, что первый Романов своим избранием был обязан казачеству.

Зачинщики смуты

Во всех событиях Смутного времени активнейшую рать играли казаки. Можно смело сказать, что без них Смута не началась бы. Но без них она бы и не закончилась.

Осенью 1604 года первый «смутьян» — Лжедмитрий I — перешел границу русского государства. Две трети его войска составляли казаки, главным образом украинские.

В январе 1605 года самозванца покинула значительная часть польского «рыцарства», после чего он потерпел сокрушительное поражение под Добрыничами.

Казалось, авантюра закончилась. Но войско Бориса Годунова увязло под Кромами. Несколько месяцев пришедшие с Дона казаки атамана Корелы обороняли эту крепость. По сути, именно они спасли тогда Лжедмитрия.

Годунов не жаловал казачество. Лжедмитрий — на свою беду — тоже не оценил казаков. Он заплатил им за услуги, но под давлением бояр распустил пришедшие с ним в Москву казачьи сотни. Оставил только атамана Корелу, который на радостях пустился в поход по московским кабакам и спился. А Лжедмитрия в итоге свергли и убили.

Тысячи казаков пришли в тушинский лагерь к новому самозванцу — Лжедмитрию II, а затем влились в ряды Первого ополчения, выступившего против поляков.

Ополчение состояло из двух частей. С одной стороны, казаки во главе с «тушинскими боярами» Дмитрием Трубецким и Иваном Заруцким, с другой — дворяне, которых возглавлял Прокопий Ляпунов.

Казачество, мягко говоря, не ладило с дворянством. Этим ловко воспользовались поляки. Они подбросили подложную грамоту, якобы написанную Ляпуновым, «что будто велено казаков по городом побивать». Возмущенные казаки вызвали Ляпунова на круг. Он явился и был убит. Многие дворяне спешно покинули ряды ополчения.

А в марте 1612 года ополченцы-казаки присягнули очередному самозванцу — Лжедмитрию III, который обосновался в Пскове. Тут уж все дворяне ушли из ополчения. А потом ушли и казаки Заруцкого. Остался только казачий «полк» князя Трубецкого.

Освободители Москвы

Но в это время за дело взялось Второе ополчение, дворянское, созданное князем Дмитрием Пожарским и Кузьмой Мининым. В сентябре 1612 года казаки Трубецкого объединились с дворянами Пожарского. Большой дружбы не было. Более того, современники говорили о «вражде великой». Люди Пожарского получали деньги и провиант из богатых северных городов, а казаки Трубецкого, уже полтора года стоявшие под Москвой, бедствовали и грозили «разорити дворянские полки».

Однако поляков из Москвы оба ополчения изгоняли вместе, а Китай-город взяли штурмом именно казаки Трубецкого. Они же перебили часть сдавшегося им польского гарнизона. И вообще — по привычке — вели себя достаточно буйно.

Дворяне-ополченцы, одержав победу, по большей части разъехались из Москвы. А казакам ехать было некуда. Это были не «исконные» казаки, а беглые холопы, крестьяне и разорившиеся дворяне, «показачившиеся» уже во время Смуты. На Дону или на Волге они никогда и не бывали, никто их там не ждал. Они остались в Москве.

По словам летописца, казаки «всю казну московскую взяша». Но и после этого они не унимались и требовали жалованья. Требовали так настойчиво,что «хотеша побить начальников».

Чтобы прекратить эти безобразия, нужно было срочно выбрать царя. Для чего и собрали Земский собор. Подготовка к его созыву началась еще в ноябре 1612 года, сразу после изгнания поляков из Москвы. В российские города разослали грамоты с призывом присылать людей на собор. Эти грамоты рассылались от имени освободителей Москвы — Пожарского и Трубецкого.

Историки часто описывают Земский собор 1613 года как некий серьезный представительный орган. Собрались, дескать, лучшие люди и обсуждали кандидатуры. Регламент, процедура, голосование — все как положено. После «парламентских» прений большинство «депутатов» поддержали кандидатуру Михаила Федоровича.

Против иноземцев

Относительно недавно, в конце XX века, обнаружился интереснейший документ — «Повесть о Земском соборе 1613 года». Ее написал современник событий. А описал он скорее бардак, чем «демократические выборы».

Земский собор собрался и начал обсуждать кандидатуры.

Бояре хотят польского царевича Владислава, но «о том говорить не смеют, боясь казаков». А смеют говорить о шведском герцоге Карле Филиппе. То есть все кандидатуры бояр, так сказать, заграничные.

Зато казаки заняли патриотическую позицию. Как писал историк Василий Ключевский, «видя слабосилие дворянской рати, казаки буйствовали в освобожденной ими Москве, делали, что хотели, не стесняясь временным правительством Трубецкого, Пожарского и Минина. Но в деле царского избрания они заявили себя патриотами, решительно восстали против царя из чужеземцев, намечали, «примеривали» настоящих русских кандидатов».

У казаков изначально было две кандидатуры. Первая — сын Лжедмитрия II по прозвищу Воренок. Вторая — Михаил Федорович Романов, сын Филарета, ставшего патриархом в Тушино, при том же самом Лжедмитрии II. Не будем забывать, что казаки-ополченцы — это выходцы из тушинского лагеря.

Конечно, на Земском соборе рассматривались и другие кандидатуры. В частности, руководители ополчения — князья Трубецкой и Пожарский.

Трубецкой все время работы собора поил казаков, «моля их, чтоб быти ему на России царем». А Пожарского позже обвиняли, что он истратил на свою «предвыборную кампанию» двадцать тысяч рублей — огромные по тем временам деньги.

В итоге казаки выдвинули сына Филарета — 16-летнего Михаила Федоровича. И придумали легенду, будто Федор Иоаннович, последний царь из династии Рюриковичей, перед смертью завещал престол Романовым.

Но бояре отвергли кандидатуру Михаила, желая поставить царем шведа Карла Филиппа. Или — на худой конец — кого-нибудь из своего круга. Депутаты зашли в тупик. Хотели даже
избирать царя жребием. Но сперва объявили перерыв на две недели.

Выборы под давлением

В это время казаки пришли к местоблюстителю Ионе, выломали ворота и «з трубными словесы» орали: «Дай нам, митрополит, царя, государя на Россию, кому нам поклонитися и служити и у ково жалованья просити». Разумное требование: нет царя — нет и бюджетного финансирования.

В такой обстановке Земский собор возобновил заседания. А обстановка только ухудшилась. Казаки ворвались в Кремль, осадили дворы Пожарского и Трубецкого и обвинили бояр, что они специально затягивают выборы, поскольку хотят сами править. А надо не самим править, а избрать Михаила Федоровича.

Как ни странно, возражал казакам дядя их кандидата — Иван Никитич Романов. Он говорил: «Тот князь, Михайло Федорович, еще млад и не в полнем разуме». «Но ты, Иван Никитич, стар, в полне разуме, — отвечали казаки, — и ты ему крепкий потпор будеши».

Казаки не отходили от Кремля, пока собор не присягнул Михаилу Федоровичу. Шведские лазутчики подтверждали, что Михаила избрали против воли бояр и только после осады боярских дворов. Говоря современным языком, на депутатов было оказано давление.

В принципе, Романовы обязаны избранием именно казакам. Недаром литовский канцлер Лев Сапeгa сказал Филарету, находившемуся тогда в польском плену: «Посадили сына твоего на Московское государство одни казаки донцы».

Больше всех по этому поводу расстроились вожди ополчения — Трубецкой и Пожарский. Трубецкой так огорчился, что «лицо у него ту с кручины почерне, и паде в недуг, и лежа три месяца, не выходя из двора своего».

Избирательная кампания 1613 года имела еще одну особенность. Никто не спрашивал согласия Михаила Федоровича баллотироваться в цари. Более того, никто даже не знал, где он находится.

Михаила все-таки нашли и долго уламывали. Он отказывался. Причем не ломал комедию, как Борис Годунов, а действительно не хотел царствовать. Больно хлопотно. Страна разорена, казна пуста, а народ за время Смуты совсем от рук отбился.

И все же Михаил Федорович согласился. Россия обрела царя и новую династию. Казачество одержало победу. Но плодов этой победы не вкусило. Поставленный на трон казаками, Михаил Федорович не стал «казачьим царем». Он был царем дворянским. А вольное казачество, в годы Смуты заполонившее всю Россию, отправилось обратно на окраины. Где ему предстояло и сражаться с врагами, и сеять новые смуты.

Борис САРПИНСКИЙ