С точки зрения современного человека, военные баталии XVIII века сильно напоминают изощренную форму самоубийства. Две армии сходятся на расстояние выстрела и самозабвенно палят друг в друга, порой даже не видя противника в густом пороховом дыму. Но не следует считать наших предков глупцами. Применяемая ими тактика целиком соответствовала своему времени.

Тысячелетиями на полях сражений главную роль играло холодное оружие. Но с появлением огнестрельного оружия многое изменилось: пуля и картечь сделали бесполезными доспехи, рукопашная все чаще уступала место перестрелке, а вместо сплоченных фаланг и когорт появились боевые линейные построения.

Линейная тактика

Начиная с XVII века во всех европейских армиях появляется и развивается линейная тактика. Первое ее применение русской армией известно по сражению под Добрыничами в 1605 году, в котором правительственные войска нанесли поражение отрядам Лжедмитрия I. В Западной Европе линейную тактику впервые применили шведы в 1631 году в сражении при Брейтенфельде. Таким образом, приоритет введения линейной тактики, более прогрессивной для того времени, принадлежит русской армии.

Линейная тактика стала результатом усовершенствования и широкого внедрения в армию огнестрельного оружия. Сущность ее заключалась в том, чтобы ввести в бой максимальное количество мушкетов, а позднее — ружей. Для этого пехоту стали строить в протяженные линии и глубиной до четырех шеренг. Таких линий могло быть две-три и более, с кавалерией на флангах и рассредоточенной по всему фронту артиллерией.

Обычно сражение происходило следующим образом.

Построенные в линейный порядок противоборствующие армии начинали артиллерийскую дуэль, а затем сближались на расстояние ружейного выстрела и открывали огонь залпами, стремясь нанести противнику возможно больший урон. Непременный залповый огонь был следствием небольшой меткости ружейных выстрелов: на расстоянии в 300 шагов процент попаданий был не более 40.

Конница также вела бой, используя в основном пистолеты и карабины. И лишь после того, как ряды противника были расстроены огнем, его поражение довершалось кавалерийской атакой и холодным оружием.

Высшим уровнем для кавалерии был прием, получивший название караколь («улитка» по-испански). Вооруженные двумя и больше пистолетами всадники выстраивались в несколько (от 12) шеренг. Первая в линейном строю атаковала противника, делая поочередно выстрел с одной и другой руки, затем всадники разворачивались и сквозь строй уходили в тыл на перезарядку, уступая место второй шеренге. Длительность такой атаки зависела от боевой ситуации и количества боеприпасов. Наиболее эффективно караколирование применяли немецкие рейтары. Впрочем, этот прием требовал от бойцов и лошадей высочайшей выучки, и в других армиях он не прижился.

Исход сражения в пользу той или другой стороны зависел от дисциплинированности, настойчивости, обученности и хладнокровия. Иными словами, от того, чьи солдаты первыми дрогнут под градом вражеских пуль и начнут отступать.

Крупнейшими недостатками линейной тактики были; во-первых, невозможность сосредоточения сил на направлении главного удара (в сущности, его и не было), во-вторых, малая маневренность линий на пересеченной местности и, в-третьих, невозможность вести бой в линейном строю за овладение населенными пунктами или крепостями.

Палочная дисциплина

Приверженность линейной тактике в западноевропейских армиях объяснялась еще и тем, что все они — кроме шведской, комплектовавшейся на основе системы индельты (по типу поселенных войск), — формировались путем свободного найма и вербовки, нередко из числа бродяг и иностранцев.

Чтобы сколотить из разноязычной и разношерстной солдатской массы боеспособные части, в армиях практиковалась система муштры и палочной дисциплины, которая должна была превратить солдата в послушный автомат. Жесткий контроль офицеров за действиями солдата в бою был просто необходим, и сомкнутый строй в этом отношении наиболее удобен. Огонь велся только залпами, по команде. Это должно было дисциплинировать войска. Обучение солдат меткому выстрелу считалось вредным, так как прицельная стрельба отвлекала их внимание от четкого выполнения команд и снижала быстроту ведения огня. Ставка делалась на массовый огонь, на его «картечное действие».

Чтобы сохранить линейный порядок при движении на местности, требовалась исключительная строевая выучка. На нее и делался упор. Считалось, что если батальон может безукоризненно четко пройти парадным шагом и дать дружный залп, то он вполне подготовлен в боевом отношении. При этом штыковая атака стала редкостью, бой велся в основном только огнестрельным оружием.

Разумеется, все указанные особенности линейной тактики сложились в западноевропейских армиях не сразу.

Но уже с конца XVII века в них наметилось стремление к все большему формализму, к сведению боя к огневому состязанию в параллельных линиях, к почти полному исчезновению маневра на поле боя, к подавлению боевой инициативы не только солдат, но и офицеров, и даже генералов.

Петровская специфика

Иное положение было в русской армии. Создание регулярной армии на основе рекрутского набора (прогрессивного в тот период), а не наемничества, обусловили иной, чем в Западной Европе, ход и направление развития тактики. Линейный порядок в русской армии имел лишь внешнее сходство с западноевропейским. При этом он непрерывно совершенствовался. Так, если на протяжении всего XVII века в русской армии в ходе сражений нередко применялся так называемый «гуляй-город» (передвижные деревянные рогатки, щиты и повозки), то в конце века, в изменившихся условиях ведения боя, он уже почти не использовался. Боевая инициатива солдат и офицеров не только не подавлялась, а, наоборот, поощрялась. Петр I писал: «…не следует держаться устава, я ко слепой стены». Особенно это проявилось накануне Полтавской битвы, в сражении при деревне Лесной, а также и в самой Полтавской баталии, когда Петром I и его военачальниками делалось все, чтобы не дать шведам возможности следовать канонам линейной тактики, когда ломались ее шаблоны. И, как результат, противник оказался неспособным действовать эффективно в неожиданных для него условиях, а русская армия продемонстрировала высокую боеспособность.

Очевидно, что Петр I прекрасно понимал все недостатки линейной тактики и умело использовал их против своего противника. Показательно и то, что он требовал от своих военачальников, чтобы они вынуждали вражескую армию вести бой на пересеченной местности, в неподходящих для линейного построения условиях.

Тогда же в русской армии по-иному было переосмыслено назначение второй линии боевого построения. Так, под Полтавой вторая линия была введена в бой для решающего штыкового удара всей массы пехоты обеих линий. А в сражении при Лаппола в 1714 году пехота второй линии была использована для нанесения удара по обоим флангам шведской пехоты.

Кавалерия — марш-марш!

Особо следует остановиться на тактике русской конницы.

Драгуны первоначально обучались и действовали в том же строю, что и пехота. Но затем, уже в ходе Северной войны, был выработан строй, соответствующий коннице.

Драгуны строились в три шеренги. Отдельные всадники размещались в трех шагах друг от друга, поэтому повороты совершались каждым из них отдельно, а заезды — всей шеренгой. Таким образом, конница при атаке не имела сомкнутого строя, и удар ее был слаб. То же самое было характерно и для других европейских армий.

Правильный путь развития тактики конницы был найден не сразу. Вначале от драгун требовали вести в основном огневой бой так же, как и в западноевропейских армиях. Но в ходе войны со шведами драгуны постепенно, по мере роста боевой выучки, стали переходить от чисто огневой тактики к стремительным атакам холодным оружием. Хотя, при необходимости, могли действовать и в спешенных боевых порядках, как это было в сражениях, скажем, при Лесно и при Калише.

Особенностью русской конницы, резко отличавшей ее от конницы западноевропейских стран, была способность действовать самостоятельно, в отрыве от основной армии, выполняя крупные стратегические задачи.

Таким образом, в противоборстве со шведской армией — в то время одной из лучших в Европе — успешно развивалась и совершенствовалась тактика русской армии, формировались новые подходы и вырабатывался особый стиль, присущий выдающимся русским полководцам.

Александр ФРОЛОВ