В 1954 году ЦК КПСС принимает историческое решение (впрочем, историческими следовало считать в те времена любые решения ЦК) «О дальнейшем увеличении производства зерна в стране и об освоении целинных и залежных земель». Это решение, историческое без кавычек, было принято не от хорошей жизни.

В середине XX века наша страна из главной житницы Европы превратилась в импортера хлеба. Покупать приходилось у «проклятых капиталистов», отдавая за хлеб те немногие нефтедоллары, что оставались после расходов на оборонку. Намечалось распахать до 43 миллионов гектаров земель в Казахстане и южной Сибири.

Партия сказала: «Надо!»

Нужно сказать, что ЦК был неоригинален: освоение целинных земель в упомянутых регионах, по сути, началось еще на рубеже XIX-XX веков, с открытием Транссибирской магистрали. Теперь же начиналась беспрецедентная по масштабу, но, увы, не слишком глубоко продуманная кампания.

В осваиваемых регионах практически отсутствовала инфраструктура: ни дорог, ни зернохранилищ, ни ремонтных баз. Более того, выполнять решение ЦК фактически было некому: страна, еще не оправившись от войны, пребывала в демографическом кризисе. Но «партия сказала: „НАДО!» комсомол ответил: „ЕСТЬ!»» И потянулись со всех концов страны эшелоны. Станции назначения — Кокчетавская, Кустанайская, Омская и другие области. Ехали комсомольцы-добровольцы, студенты вузов, мобилизованные механизаторы, шли воинские эшелоны. Из крупных городов на целину выселялись хулиганы, проститутки и иной сомнительный элемент. Как принято, освоение целины проходило в форме борьбы, причем не на жизнь, а на смерть, порой в буквальном смысле. Немало людей погибло еще в начале эпопеи: проваливались с тракторами под лед на незнакомых реках, замерзали в палатках, разбитых в голой степи, гибли в техногенных авариях, усугубляемых крайне низким уровнем, а иногда и полным отсутствием, квалификации у большинства новоселов.

Все же сделали немало: распахано более 41 миллиона гектаров, создано 425 крупных зерновых совхозов. Считается, что целинная эпопея продлилась семь-восемь лет. Позже сама идея, методы ее реализации и главный вдохновитель Никита Хрущев подверглись жесткой и справедливой критике. Не станем судить, кто прав, кто виноват, заметив: критиковать всегда проще, чем создавать. Лучше рассказать о том, что автор увидел своими глазами, проведя около полугода на целине.

Молотов был против

В 1957 году, будучи студентом ленинградского Военмеха и получив комсомольскую путевку, я отправился на целину. На товарных путях нас ждал эшелон: 20-25 теплушек (или «телячьих» вагонов, как называли их в старину). В каждой — нары человек на 20, соломенные тюфяки. Когда тронулись, в одном из вагонов кто-то затянул: «Позабыт, позаброшен с молодых юных лет…» Песню подхватил весь эшелон. Провожающие мамы прикладывали к глазам платочки.

Ехали суток восемь-девять. С комфортом было плохо, зато весело. Целинные эшелоны шли под эгидой военкоматов. Питание осуществлялось военными на станциях в специально поставленных палатках. Поскольку расписаний не было, нередко отставали от эшелона, догоняя потом на скорых пассажирских. Со станции Тайнча Кокчетавской области грузовики часа за три-четыре доставили нас на центральную усадьбу совхоза имени Молотова.

Распределились по бригадам. Сразу бросилось в глаза кладбище разбитой техники — много уже успели наломать за три года. На следующий день выяснилось, что совхоз наш уже вовсе не Молотова, а «Тихоокеанский». Дело в том, что, пока мы были в пути, в столице была разоблачена пресловутая «фракция» («Каганович, Маленков, Молотов и примкнувший к ним Шепилов»), Не последнюю роль в низложении четверки сыграла их позиция в отношении целины. Молотов считал, что целину осваивать преждевременно, и предлагал вложить средства в Нечерноземье.

1957 год выдался холодным и не слишком урожайным, и на момент нашего появления убирать было нечего — не созрело. Нашу шестую бригаду разместили на ферме и загружали чем придется. Я был избран бригадиром. Местное начальство не досаждало. Мы были на самообслуживании, еду готовили сами. Харчи нам выдавались как аванс к будущему заработку на центральной усадьбе совхоза, находившейся километрах в пяти. Посему нам был выделен конь Васька с двуколкой. Имея кое-какой детский опыт деревенской жизни, я смело взял на себя бразды правления Васькой и сам ездил за продуктами.

Полярное сияние

Наконец урожай созрел, и мы перебрались на полевой стан. Вагончик, две палатки, печка и дощатый стол у стен вагончика — вот и весь стан. Удобства, как говорится, во дворе, что в условиях голой степи создавало некоторую проблему — ведь среди нас были и дамы. Нас распределили по агрегатам. Агрегат — это древний даже по тем временам комбайн «Сталинец-6», буксируемый трактором Т-54, позади копнитель для обмолоченной соломы. Экипаж четыре человека: комбайнер и тракторист — профи, мы — это помощник комбайнера (штурвальный) и человек с вилами на копнителе.

Моими профи были казахи братья Омаровы, отличные ребята. Старший — комбайнер, младший — за трактором. Расспрашивали о городской жизни, младший мечтал об армии, чтобы проехать на поезде, которого никогда еще не видел. Нехитрый обед нам привозили в поле, а братья угощали кумысом. Комбайн непрестанно — раз 10 за 12-часовую смену — ломался: рвались цепи, отлетали зубья чугунных звездочек. На этот случай возился ящик с ЗИП (запасные части, инструменты и принадлежности). Ремонтировались в поле своими силами.

Урожай был небогатый, уборка заняла не более трех недель. Потом потянулись дни безделья, пока не пришло время пахоты, где нам отводилась скучнейшая роль плужника — поднимать и опускать лемеха плуга при развороте на границах бескрайнего поля. Если повезет, иногда разрешалось сесть за рычаги трактора. Своеобразным развлечением в период пахоты стали ночные прогулки на тракторах. Трактористы после смены отправлялись по домам, оставив своих стальных коней на стане. Некоторые из нас (включая автора), освоив непростую процедуру запуска тракторных дизелей, выезжали куда глаза глядят в степь (благо дорог для этого не требовалось). Главное при этом — не заблудиться во тьме, ведь ориентиров никаких.

Нельзя не вспомнить феерическое зрелище, которое мы наблюдали темными сентябрьскими ночами. Как-то всей бригадой сидели у костерка, когда на горизонте в юго-восточном направлении небо на мгновение осветилось ярким всполохом, а затем начало окрашиваться в целую гамму цветов. Загадочное явление продолжалось несколько минут, медленно угасая, потом по небу пробежали светло-зеленые блики, и все было кончено. Естественно, мы были в недоумении — что бы значило это светопреставление?

Наша целинная эпопея закончилась в уже знакомой Тайнче, где ждал нас вполне цивильный поезд из плацкартных вагонов. Еще четыре дня — и мы в Ленинграде. А в первый день пути во время остановки в Петропавловске мы прочли заметку в местной газете: «Необычное для наших широт явление — полярное сияние». И даже поверили. Лишь позже, когда стало известно о Семипалатинском ядерном полигоне (где вплоть до 1961 года проводились наземные и воздушные взрывы), а я вдоволь насмотрелся северных сияний в Заполярье, понял, какие «сияния» видели мы в сентябре 1957-го.

60 лет минуло с той поры, но и по сей день остается в памяти наша короткая целинная эпопея.

Константин РИШЕС