Территории американских штатов Северная и Южная Дакота некогда занимали многочисленные племена индейцев сиу. Большинство из них вело кочевой образ жизни, промышляло охотой и разбоем. Но один индейский народ, манданы, сильно отличался от сородичей. Недаром европейцы считали этих светлокожих и голубоглазых дикарей потомками валлийских переселенцев.

О ранней истории манданов известно только то, что на берега Миссури они пришли откуда-то с востока Великих озер, поскольку в их языке осталось немало словечек из лексикона обосновавшихся там индейцев виннебаго. Места для поселений они выбирали такие, чтобы деревни лепились к скалистому отвесному берегу, а вокруг сооружали рвы и втыкали заостренные колья. В центре поселения находилась площадь, где велась торговля, заключались сделки, проводились ритуальные пляски и прочие священнодействия.

На берегах Миссури

Вокруг площади располагалось до 100 крупных хижин, в каждой из которых могло поместиться несколько семей численностью до 40 человек. Ранние хижины манданов были прямоугольными, но позже селяне перешли к строительству мощных сооружений круглой формы. Строились они просто: на четыре опорных столба клали балки из бревен, стены собирались из тонких стволов, веток, заостренных колышков, которые стягивались по окружности плетеными «обручами», а потом снаружи обмазывались глиной, оставляя с одной стороны место для входа, защищенное «индейским портиком».

На плоскую крышу из балок клали слой веток и тростника, сверху насыпали горкой толстый слой земли, смешанной с сухой травой, ветками и прочим мусором. И обязательно оставляли отверстие квадратной формы, сквозь которое должен был выходить дым от очага.

Интересно, что, хотя власть в деревне принадлежала совету старейшин из трех человек — вождю военного времени, вождю мирного времени и своего рода сельскому старосте, — строительными работами распоряжались женщины. Дома традиционно считались их собственностью и передавались по наследству только по женской линии. Женщинам отводилась в племени большая роль, поскольку ведение хозяйства полностью лежало на них: они занимались сбором диких растений, выращивали подсолнечник, кукурузу, бобовые культуры, тыкву, ухаживали за садами, шили одежду, отвечали за заготовку и хранение урожая, выделку и окрашивание кож. Поля и сады тоже считались их собственностью. Мужчин племени с раннего детства готовили к другому роду занятий — они были воинами и охотниками. Вожди и шаманы, конечно, выбирались из их числа.

Несмотря на большую роль земледелия, мясо в рацион манданов приносила охота на бизонов и оленей, как и у прочих индейцев. Мясо бизона ценилось гораздо выше оленины. Бизон у манданов вообще был универсальной добычей: из его шкур изготавливали зимнюю одежду, из кожи — сумки, переносные тенты, выделанные кожи расписывали сценами из жизни племени, кости шли на изготовление сельскохозяйственного инвентаря, игл, рыболовных крючков, жилы были аналогом ниток, а черепа использовались в ритуальных целях.

Кошмарная инициация

Праздник Окипа проводился в начале лета, когда распускаются листья на березах. Посвящен он был не только удачной охоте на бизонов, но и избавлению человечества от Потопа. Недаром шаманская хижина называлась «лодкой», а вымазанный в глине мандан изображал Одинокого человека, которого они считали первопредком. По представлениям манданов, мир к югу от Миссури был создан Первым творцом, а мир к северу от реки — Одиноким человеком.

«Лодка Одинокого человека» была у манданов аналогом библейского Ковчега. Они верили, что у человека четыре души: первые две воплощены в падающей звезде и жаворонке, третья живет в доме и никогда его не покидает, а четвертая становится черной и уходит после смерти мандана в потусторонний мир, который устроен точно также, как и земной.

В течение праздничных дней с утра до вечера проводились театрализованные действа, в которых участвовали все жители деревни. Мужчины устраивали ритуальные пляски, изображая охоту на бизона, женщины побивали комьями глины злого духа, но самое важное мероприятие проводилось в хижине посреди площади. Именно там мальчики превращались в мужчин. Сильных, смелых, выносливых. Первым европейцем, которому удалось лично присутствовать на инициации манданского молодняка, был художник и путешественник первой половины XIX века Джордж Кэтлин. То, что увидел Кэтлин, не могло не вызвать ужаса и отвращения, хотя поразило художника необычайной слаженностью и красотой. Мальчики, достигшие половой зрелости, подвергались чудовищным, с европейской точки зрения, пыткам.

С начала праздника Окипа, который длился четыре дня, им запрещали есть, пить и спать. Все это время они находились в особой хижине, которая называлась «великой лодкой», под присмотром шамана. Обстановка в ней была соответствующая: по земляному полу стояли человеческие и бизоньи черепа, лежали острые инструменты для церемонии, а сверху свисали прочные веревки.

Задача юношей была проста: терпеть боль и улыбаться, не издав ни стона. Сначала один шаман брал нож с затупленным лезвием и протыкал им кожу неофита вместе с мышцами, а второй вставлял в рану заточенный с двух сторон деревянный колышек. Надрезы с последующим втыканием колышка делались по всему телу — на руках, ногах, спине и груди. Операция была мучительной, но юноши терпели и ждали еще более худшего. Шаман привязывал веревки к торчащим из груди или спины колышкам, а потом тело будущего воина вздергивали на них вверх, а к другим колышкам привязывали бизоньи черепа. Теперь неофит висел в воздухе и испытывал, разумеется, адскую боль.

Но и это был не конец мучений. Юношу начинали крутить на веревках, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, пока от боли он не терял сознание. Шаманы выжидали, когда юноша придет в себя, и, спустив его на землю, заставляли бежать по кругу. Привязанные к колышкам в ногах и ягодицах черепа волочились следом. Процедура длилась, пока последний «груз» не вырвет колышек из раны. Но и это был не конец. Для того чтобы стать мужчиной, юноша должен был пожертвовать мизинец левой руки. Шаман отрубал его одним ударом острого секача.

Валлийский след

В 1734 году французские торговцы столкнулись с какими-то сиу, живущими в деревнях. Внешность индейцев их поразила: в отличие от одетых в звериные шкуры кочевых племен, эти имели многослойное «платье», носили сложную прическу с использованием цветной глины, глаза у них были голубые, лица овальные, без выступающих скул, а волосы светло-пепельные. Торговцы рассказали, что встретили весьма странный народ. Слухи о белых индейцах ходили давно. Но целенаправленно их искать стали только при Томасе Джефферсоне, который послал на Миссури целую экспедицию. Экспедиция нашла манданов, даже привезла в Нью-Йорк их племенного вождя. Как оказалось, «белые индейцы» все же не выглядели европейцами.

Но мифы манданов очень заинтересовали основателей США. Они рассказывали о Великом потопе, голубе с веточкой березы в клюве и Одиноком человеке, пришедшем с востока и спасшем манданов от бурных вод. Поскольку для англосаксов это был первый контакт с манданами, они решили, что это те самые «белые индейцы», потомки валлийского принца Мадока, отправившегося в неведомые земли в 1170 году — подальше от кровавой распри на родине. Якобы за 300 лет до Колумба принц основал американскую колонию из валлийских переселенцев. И поскольку те были христианами, их потомки смешанной крови сохранили в видоизмененном виде библейские рассказы. О французских торговцах, тоже христианах, проживших среди манданов несколько месяцев, все как-то и забыли…

И чуть ли не до середины XX века легенда о Мадоке преследовала манданов, как кошмар. В 1863 году, например, трех индейцев притащили в Солк-Лэйк-сити и заставляли говорить по-валлийски, не веря, что те не могут. К тому времени от многочисленного и сильного народа остались разрозненные группы — эпидемия оспы прошлась косой, из 15 тысяч человек выжило всего несколько сотен, так что пришлось им объединяться с прежними врагами арикарами и кочевыми хидатсами в «Союз трех родственных племен». К XXI веку настоящих манданов и вовсе не осталось. Последний носитель языка умер в 1975 году. Тем не менее около 300 американцев считает себя потомками манданов.

Николай КОТОМКИН