Берестяные грамоты Великого Новгорода могли быть найдены экспедицией археолога Артемия Арциховского еще в 1940-х годах. Однако этому помешали Великая Отечественная война и немецкая оккупация города. Официальной датой обнаружения первой грамоты считается 26 июля 1951 года. Это открытие стало «звездным часом» советской археологии. С тех пор их находят в большом количестве почти что ежегодно…

Кроме Новгорода, берестяные грамоты находят и в других городах, больше всего в Старой Руссе, Торжке и Смоленске. Но именно новгородские раскопки дали основной корпус текстов. Согласно базе данных сайта gramoty.ru, всего было найдено 1132 берестяные грамоты. Однако это капля в море. По оценкам ученых, в новгородском культурном слое может находиться около 20 тысяч письменных документов на бересте. То есть потенциально работы археологам хватит на сотни лет раскопок.

Берестяные грамоты писались в эпоху политического и экономического расцвета Великого Новгорода. Самые ранние находки датируются XI веком, позднейшие — концом XV века. В 1478 году великий князь Иван III присоединил Новгород к Москве, и былая традиция повсеместной грамотности сошла на нет.

Что волновало новгородцев?

Грамоты — бесценный источник для изучения древнерусской истории в ее бытовом и гражданском аспекте. До середины XX века тексты такого рода были почти неизвестны.

Рукописи, написанные на пергаментах, хранились в домах, а значит, сгорали во время пожаров. С грамотами же новгородцы поступали примерно так же, как мы с бумажными записками — они резали их на части и бросали на землю. Судя по всему, самих новгородцев это смущало. Известен текст «Вопрошания Кирикова», в котором монах Антониева монастыря в числе прочего спрашивает, нет ли греха в том, чтобы ходить ногами по разрезанным грамотам. Ответ на этот вопрос новгородского архиепископа Нифонта до нас не дошел. Однако каким бы он ни был, практика раскопок подтверждает, что новгородцы беспрестанно «грешили» и порой бросали на землю даже грамоты с текстами молитв. Однако таких находок все-таки немного. Можно предположить, что подобные бумаги, как принято в настоящее время, сжигались.

Содержание берестяных грамот охватывало почти все аспекты жизни древних новгородцев: торговлю, судопроизводство, бытовые отношения. На них писали заказы ремесленникам и художникам, жалобы в суд и деловые отчеты. Все это помогает ученым буквально «увидеть», что происходило в древности.

«Находка любой берестяной грамоты — не только существенное научное открытие, но и эмоциональный стресс, волнующий акт «оживления» давно умершего и забытого всеми человека, от которого, казалось, не могло сохраниться никакого воспоминания даже во времена его прямых правнуков и праправнуков», — писал академик Валентин Янин.

Самая первая грамота, обнаруженная на Неревском раскопе в историческом центре Великого Новгорода, представляла собой деловую запись о доходах с нескольких сел. Ее содержание позволила прояснить найденная позже грамота №22, написанная тем же самым почерком. Села были небольшие, вроде хуторов, о чем свидетельствуют их названия, данные по именам крестьян: Лутьяна, Семена, Василия, Овсея, Шадра, Осипа, Ошвы, Гафана, Бабины, Харьяна, а также Тимохи или Симохи. Земледельцы отчисляли владельцам земли деньги и натуральную продукцию (солод, овес, рожь и мясо). Получателями были некие Тимофей, Фома и Иев.

Выцарапывая буквы на бересте, новгородцы учили детей грамоте и писали тексты самых разных жанров: любовные письма и доносы, заклинания и загадки, завещания и челобитные.

Некоторые грамоты проливают свет на церковные и монастырские порядки. Интересно письмо конца XI — начала XII века, написанное иноком Ефремом своему собрату Исухии. В соответствии с евангельской заповедью Ефрем пытается примириться с адресатом, хотя и не скрывает своей обиды.

«Ты разгневался, не расспросив: меня игумен не пустил. А я отпрашивался, но он послал [меня] с Асафом к посаднику за медом, — объясняет автор грамоты. — А пришли мы (двое), когда [уже] звонили. Зачем же ты гневаешься? Ведь я всегда у тебя (при тебе). А зазорно мне, что ты злое мне говорил. И [все же] кланяюсь тебе, братец мой, хотя ты и такое говорил. Ты мой, а я твой».

Еще одна особенность грамот в том, что их находят на раскопах усадеб, и они тесно связаны с другими предметами. Археологические артефакты позволяют прояснить содержание текстов. Сами грамоты, в свою очередь, раскрывают имена сменявших друг друга владельцев усадеб, а также позволяют понять социальную структуру и административную систему города. Среди тех, о ком археологам удалось многое узнать благодаря грамотам, — боярская семья Мишиничей-Анциферовичей, жившая на Неревском конце. Они владели не менее чем 10 большими дворами на общем участке. Такая особенность вообще была характерна для Великого Новгорода. Члены влиятельных кланов часто селились по соседству друг с другом, так что целые районы города оказывались, по существу, семейной собственностью.

Почти без ошибок

В грамотах представлен живой древненовгородский диалект древнерусского языка, значительно отличающийся, например, от церковнославянского языка летописей. Ряд ценных наблюдений на его счет сделал академик Андрей Зализняк, приступивший к изучению грамот в 1982 году. Оказалось, что по некоторым параметрам язык грамот отличается не только от обычного древнерусского, но и от всех других славянских языков. Хрестоматийный пример связан с фразой из берестяной грамоты №247, которую Андрей Зализняк перевел следующим образом: «а замок цел и двери целы». А это означает, что древненовгородский диалект избежал второй палатализации — общеславянского перехода фонем К, G и X в С, DZ и S.

Филологи отмечают близость древненовгородского и древнепсковского диалектов к западнославянским языкам — пралехитским и прасерболужицким. Этот факт можно рассматривать как косвенное свидетельство правоты тех антинорманистов, которые считали, что призванные на Русь варяги были славянами с западного берега Балтики. По другой версии, язык новгородцев отличался особой архаичностью и вел свое происхождение непосредственно от праславянского корня, а не от единого предка восточнославянских языков. Однако постепенно язык Великого Новгорода сблизился с диалектами других русских земель.

Как письменный язык, древненовгородский диалект имел особую орфографию. С годами стали понятны специфические правила бытовой графической системы, не совпадавшей с языком книжных памятников Руси. Отдельные буквенные пары в грамотах могли взаимно заменяться. Когда ученые осознали этот факт, оказалось, что авторы берестяных посланий почти не делали ошибок.

Особый интерес представляют иноязычные берестяные грамоты, которые находят в штучном количестве. В Новгород приезжали не только жители соседних земель, но и иностранцы из-за моря. Например, в грамоте №292 можно прочитать заговор против молнии на карельском языке. А в грамоте №753, написанной в 1050-1075 годах, содержится заговор на немецком языке. Это свидетельствует о широких международных связях Киевской Руси в эпоху ее расцвета.

Значение в мировой культуре

Русская береста — уникальный письменный материал, который сохранился благодаря особым свойствам новгородской почвы. Однако древние памятники аналогичного типа известны и за пределами Руси. Первооткрыватель берестяных грамот Артемий Арциховский сравнивал их с египетскими папирусами. Среди них тоже были и личные письма, и деловые документы, и магические заклинания. Примечательно, что даже сами древнерусские книжники, когда в «Толковом Апостоле» речь шла о папирусах, перевели соответствующие слова как «посланïа берестены».

Существовал аналог берестяных грамот и в древней Японии. Это так называемые мокканы — тонкие деревянные дощечки, с помощью которых переписывались друг с другом чиновники в VII-VIII веках.

Сравнительное изучение данных источников позволяет понять, как конкретные исторические условия и ситуации влияют на человеческое общение и в каких случаях люди пишут друг другу и себе самим письменные послания.

Антон ТАМБОВЦЕВ