В 1939 году в 30 километрах восточнее аннексированного немцами Свободного города Данцига (ныне Гданьск) на территории небольшой деревни Штуттгоф (Штутово) был создан одноименный концлагерь, использовавшийся для изоляции и уничтожения инакомыслящей интеллигенции, ксендзов, польских военнослужащих и лидеров сопротивления.

В концлагере Штуттгоф за порядком в женских командах следили надзирательницы из подразделения СС в возрастной категории от 20 до 30 лет. В отличие от надзирателей-мужчин, использовавших палки, представительницы «слабого пола» держали на вооружении тонкие кожаные ремни, оставлявшие на теле глубокие, долго заживавшие, кровавые раны. Те, кому повезло выжить, с дрожью в сердце долго вспоминали имена своих мучительниц.

Милашка Дженни

В мае 1922 года в Гамбурге в обедневшей семье Баркманн родилась девочка. Родители назвали дочку Дженни-Вандой. Это была среднестатистическая немецкая семья, где бремя ее содержания полностью лежало на главе семейства. В детстве Дженни подолгу любила рассматривать фотографии изящных, одетых с иголочки моделей в женских журналах мод.

Глядя в большое напольное зеркало, девочка представляла себя на месте глянцевых красоток, пытаясь повторять их свободные и грациозные позы. Уже в старших классах общеобразовательной школы она твердо решила, что будет моделью, тем более ее внешность полностью соответствовала канонам женской красоты того времени.

Окончив школу, она поступила в местную студию сценического искусства. Как только ее первые фотографии появились на страницах модных журналов, заманчивые предложения о сотрудничестве посыпались со всех сторон. Фотографии с полуобнаженной Дженни стали все чаще появляться на обложках мужских журналов. Ее изящная фигурка часто мелькала на патриотических плакатах в поддержку победоносных солдат вермахта.

В период с 1940-го и до конца 1943-го Дженни блистала на подиумах различных фотостудий Германии, но в январе 1944 года ее жизненный путь резко свернул в сторону. Без проблем пройдя все проверочные инстанции, она поступила на должность надзирателя в концентрационный лагерь Штуттгоф, в тот самый «Лес богов», так поэтично описанный литовским прозаиком Балисом Сруогой.

С первых дней работы в лагере Дженни-Ванда Баркманн проявляла крайнюю жестокость к заключенным, большинство которых составляли женщины и дети. За любую провинность она беспощад-
но наказывала узниц, избивая их тонким кожаным ремнем. Многих, а таких насчитывается не один десяток, она забивала до смерти. В среде заключенных надзирательница получила заслуженное прозвище Безумная Дженни, поскольку изощренные издевательства над своими жертвами доводили ее до исступления, кровавой эйфории, отчего ее миловидное лицо превращалось в настоящую маску безумия. Было у нее еще одно неофициальное имя — Очаровательный Призрак. Остались подлинные свидетельства, что эта «милая дама» лично отбирала женщин и детей на уничтожение в газовой камере. В том, что касалось пыток и истязаний, Дженни обладала неуемной фантазией, да такой, что ужасались даже коллеги-надзиратели. Поистине, это было исчадие ада под маской прекрасного ангела.

Неотвратимый рок

Когда в июле 1944 года Красная армия пересекла границы Польши, обстановка в лагере накалилась до предела. 27 января 1945 года был освобожден концентрационный лагерь Аушвиц (Освенцим). Одновременно в Штут-тгофе начала проводиться срочная эвакуация заключенных. Более 11 тысяч узников в колоннах по 1000-1500 человек покинули территорию лагеря. 31 января 1945 года в прибрежной полосе Балтийского моря близ города Пальмникен (Янтарный) было расстреляно около 3 тысяч евреев. Многие из надзирателей СС решили не испытывать судьбу и втайне покинули концлагерь. Обладая звериным чутьем, предпочла последовать их примеру и Безумная Дженни. На территории Польши она скрывалась около 4 месяцев. 9 мая 1945 года в Штуттгоф вошли бойцы 48-й армии 3-го Белорусско-

го фронта. О нацистке никто не забыл. Со слов бывших узников было составлено подробное описание Баркманн, к тому же в руки поляков попал архив с личными данными всех служителей лагеря, была там и ее фотография. В том же месяце на железнодорожном вокзале в Гданьске при попытке покинуть пределы Польши Дженни-Ванда Баркманн была задержана военным патрулем.

На многочисленных допросах эсэсовка настойчиво отрицала все предъявленные ей обвинения. Она заявляла, что пошла работать в лагерь исключительно по принуждению, из боязни преследования ее семьи агентами гестапо, что по политическим взглядам она ярая антифашистка. Клялась в безграничной любви ко всему человечеству, особенно к евреям, участь которых она всячески пыталась облегчить, — в общем, несла полную околесицу.

Используя все свое обаяние, она попыталась найти сочувствующих ей среди охраны тюрьмы, и у нее это почти получилось. Словно Миледи из классического романа Дюма, Дженни удалось вызвать сострадание у одного из охранников, еврея по национальности — капрала Войска Польского Иосифа Ляса. Интриганка умоляла доверчивого военного выпустить ее на свободу, чтобы добыть доказательства своей невиновности. Но случайно на глаза Лясу попалось личное дело Баркманн с огромным количеством свидетельских показаний, фотографий и других обличающих ее документов. Попытка побега потерпела полный крах, капрал больше не появлялся возле дверей ее камеры.

На суде Баркманн вела себя вызывающе — любые обвинения в свой адрес воспринимала с показной бравадой и пренебрежительной иронией. Взвесив свои мизерные шансы на жизнь, в отличие от других обвиняемых надзирательниц Штуттгофа, она не рыдала и не умоляла о пощаде. В протоколах судебных архивов сохранилась последняя фраза, брошенная обреченной на смерть нацисткой: «Жизнь действительно большое удовольствие, а удовольствие, как правило, длится недолго».

Неотвратимое возмездие

Казнь нацистских преступников можно было сравнить с национальным праздником. О времени и месте проведения экзекуции местные газеты сообщили за три дня до этого. В назначенный день многие государственные заведения объявили выходной для своих работников и даже обеспечили их транспортом для более комфортного продвижения к месту казни. 4 июля 1946 года к Бискупской Горке, где были установлены высокие виселицы, народ стал подтягиваться с самого утра. Люди залезали на деревья и крыши домов, чтобы обеспечить себе лучший обзор. Милиция и службы безопасности, обеспечивавшие порядок на площади, еле сдерживали натиск толпы, опасаясь, что в любой момент может произойти линчевание осужденных нацистов.

Ровно в 17 часов на площадь выехали 11 грузовиков. На платформе каждого из них на высоком деревянном табурете восседали столько же бывших узников Штуттгофа — пять женщин и шесть мужчин. Они должны были вершить правосудие. Бывшие узники и палачи на сей раз поменялись местами. Соблюдая ритуал, по очереди к каждому из осужденных подходил священнослужитель, чтобы отпустить накопившиеся грехи. Первая партия осужденных была водружена на платформы грузовиков. Исполнители казни надели им на шеи петли. По сигналу грузовики медленно тронулись вперед, продолжая двигаться до тех пор, пока тела осужденных не повисали в воздухе, захлебываясь в смертельной агонии.

После очевидного наступления смерти машины возвращались на прежнее место, принимая на борт очередную партию нацистов. Несмотря на жестокость происходящего действа, жалости на лицах наблюдателей не видел никто. По свидетельству очевидцев казни, один из приговоренных страдал прогрессирующей опухолью гортани, которая мешала петле сломать шейные позвонки. Конвульсии повешенного длились около 20 минут, но никто не попытался прервать его страдания.

Наступил черед Безумной Дженни. Она казалась спокойной и какой-то отрешенной, будто бы эта смертельная экзекуция происходила не с ней, а с кем-то другим. Когда женщина-исполнитель казни надела ей петлю на шею, бывшая фотомодель в последнем порыве, с каким-то нечеловеческим исступлением заорала: «Хайль Гитлер!»

Трупы погрузили на грузовики и отправили в отдел анатомии и нейробиологии медицинской академии в Гданьске. Однако долгое время в Гданьске и за его пределами ходил устоявшийся слух, видимо, придуманный одним из бывших узников Штуттгофа, что тело садистки кремировали, а урну с прахом отвезли на ее родину в Гамбург, где в родном доме Баркманн пепел был торжественно спущен в унитаз.

Владислав ФИРСОВ