Английские шпионы называют Бориса Гордиевского «алмазом в венце советских перебежчиков». Наши разведчики клеймят званием предателя и изменника Родины. По словам бывшего председателя КГБ СССР Владимира Семичастного, Гордиевский нанес гораздо больше вреда советским спецслужбам, чем даже генерал Олег Калугин. Историки спецслужб ставят его на второе место после «самого результативного агента Запада» полковника ГРУ Олега Пеньковского.

Однозначных ответов на множество вопросов, связанных с делом Бориса Гордиевского, нет по сию пору. Большей частью все статьи, книги, интервью и рассуждения, посвященные действиям двойного агента Овация и их последствиям, были инициированы спецслужбами, выставлявшими «дымовую завесу». Одни стараются скрыть свои обидные промахи, другие — сохранить в тайне пути, ведущие к успеху. Сам же Гордиевский более всего озабочен сохранением своей жизни. Активное осуществление этих задач мало способствует установлению истины, но кое-какие крупицы истины из всей массы фальшивой и интерпретированной информации добыть все же можно.

Поймали на аморалке?

Про таких, как Олег Гордиевский, в Советском Союзе говорили «мытый-перемытый», имея в виду разные гласные и негласные проверки, пройденные им. Происходил он из семьи чекистов — отец и брат начинали служить еще в НКВД. Учился в МГИМО, куда граждан с плохой анкетой не принимали. По окончании учебы был отобран кадровой службой КГБ, что свидетельствует о высокой степени доверия.

После соответствующей подготовки он дважды был в командировках в Дании, где работал «под прикрытием» должности пресс-атташе и сотрудника консульского отдела. Во время второй датской командировки стал резидентом СВР в этой стране. Все сходятся на том, что именно там, в Копенгагене, Гордиевский и дал согласие на сотрудничество с МИ-6, но причины такого его поступка называют разные.

Англичане утверждают, что обратили на него внимание, когда он стал заместителем резидента в Дании, и года два искали к нему подходы. Вербовал его в 1974 году английский разведчик Колин Фигерс, с которым Гордиевский регулярно играл в бадминтон, мотивируя этот контакт для руководства тем, что он готовит вербовку партнера.

Англичанин со своей задачей справился успешнее, возможно, потому, что ему было известно о связи женатого коммуниста Гордиевского с Лейлой Алиевой, работавшей в Дании машинисткой в бюро Всемирной организации здравоохранения.

Измена члена КПСС законной жене считались проявлением аморальности. Попавшегося «на аморалке» ждали взыскание «по партийной линии» и «оргвыводы руководства», вплоть до запрета работы за границей, что для профессионального разведчика означало крах карьеры. Понимая, чем может обернуться их роман, Олег и Лейла старались соблюдать правила конспирации. Встречались они в холлах отелей, потом, меняя такси, долго петляли по Копенгагену, чтобы убедиться в отсутствии слежки, добираясь до отеля, каждый раз выбирая тот, где еще не бывали. Если англичане за те два года, что «присматривались» к Гордиевскому, смогли их «выпасти», то тогда у мистера Фигерса имелась тема для серьезного разговора с партнером по бадминтону.

«Крот» против «крота»

В 1978 году, вернувшись в Москву уже агентом МИ-6 под псевдонимом Овация, Гордиевский развелся с первой женой и сочетался законным браком с Лейлой, которая была с ним «одного поля ягода» — ее отец и брат были чекистами «в больших чинах» и занимали немалые должности в структурах КГБ. Семейные связи способствовали карьерному росту Гордиевского, который, оставаясь вне малейших подозрений, снабжал своих кураторов из английского посольства сверхсекретными документами.

В 1984 году, после шести лет службы в центральном аппарате разведки, Олега Гордиевского командировали на работу в Лондон, и спецы из МИ-6 стали потихоньку выбивать из состава тамошней резидентуры его конкурентов, продвигая своего агента к должности резидента.

Дело уже к тому и шло, а потому, когда в конце мая 1985 года полковника Гордиевского вызвали в Москву, он подумал, что его ждет обычный инструктаж перед назначением шефом резидентуры. Ни он, ни его руководство в МИ-6 не знали о том, что в апреле Одрич Эймс — шеф контрразведывательного подразделения советского отдела ЦРУ — установил контакт с советской разведкой, назвав Гордиевского в числе других известных ему агентов ЦРУ и МИ-6.

По прилете в Москву полковника отвезли на госдачу, где, проведя с ним разговор о лондонских делах, угостили коньяком. Выпив, шпион отключился, а когда пришел в себя, его стали уверять в том, что он признался в работе на МИ-6.

Хорошо подготовленный профессионально, Гордиевский упорно все отрицал. Не решившись сразу арестовывать потомственного чекиста, не дававшего никаких поводов его подозревать в чем-либо, только потому, что на него указал «инициативник» из ЦРУ, запросивший за это 50 тысяч долларов, сотрудники внешней контрразведки отпустили Гордиевского, установив за ним наблюдение. Им казалось, что пока они будут перепроверять данные Эймса, деваться ему было некуда.

Официально считалось, что он ждет назначения на работу. Из Англии вывезли Лейлу и двух дочерей. Семью разделили — жена и дети гостили у тестя с тещей, а Олег отправился в ведомственный санаторий. В конце июня 1985 года, вернувшись из санатория, он поселился в своей московской квартире и сумел подать условный знак тревоги в британское посольство. После чего началась операция по спасению ценного агента.

Пробежка за границу

Следовавших за ним «топтунов» Гордиевский измотал своей педантичностью. Трафик его жизни соблюдался досконально, и через несколько дней его перестали сопровождать на утренних пробежках в парке, где отвечавшим за контакт с Овацией заместителем московского резидента МИ-6 Реймоном Хорнером были устроены тайники, через которые они обменивались записками, согласовывая свои действия.

Когда в субботу 20 июля «объект» не вернулся с пробежки вовремя, переполошившиеся агенты наружного наблюдения проникли в его квартиру. Найдя на столе расписание пригородных электричек с пометками, предположили, что Гордиевский, прямо в спортивном костюме поехал к кому-то из знакомых на дачу. Он так делал несколько раз. Кинулись обзванивать и объезжать его знакомых. Но «объект» нигде не появлялся. Тогда подняли тревогу, оповестив аэропорты, вокзалы и пограничные пункты.

В это время агент Овация мчался в направлении Ленинграда, лежа в багажнике машины «Сааб-90» с дипломатическими номерами. За рулем сидел Хорнер, подобравший Гордиевского в условленном месте у парка, где тот бегал по утрам.

После десятичасовой гонки они достигли финской границы и поздно вечером пересекли ее. Немного отъехав от пограничного пункта, Хорнер включил автомагнитолу — мелодия финской польки была условным знаком того, теперь уже не настигнут. До английского посольства в Хельсинки Овация так и ехал в багажнике.

Валерий ЯРХО