Разделение страны на земщину и опричнину — одно из самых странных решений Ивана Грозного. Чем оно было продиктовано: государственной мудростью выдающегося правителя или безумием психически больного человека?

Боярская гордыня

Времена опричнины вошли в историю как эпоха террора: жестокие казни, чудовищные пытки, бесчинства опричного войска. Зачем это было нужно? И нужно ли было вообще? Об этом спорили в XVI веке и спорят до сих пор.

Нередко историки видят причину в психической неуравновешенности или даже ненормальности царя.

Иван Грозный действительно отличался подозрительностью, у него случались неконтролируемые вспышки гнева. Современники отмечали, что у царя бывали припадки, когда на губах выступала пена, а сам он «приходил как бы в безумие».

Впрочем, ставить Ивану Васильевичу медицинский диагноз мы не будем. Да и вообще — это слишком простое объяснение.

Террор — пусть и самый бессмысленный — всегда имеет какое-то рациональное основание. Даже такой явно неадекватный человек, как Калигула, предпочитал казнить людей из сословия всадников. То есть богачей, у которых можно было конфисковать имущество и пополнить вечно пустую казну.

Хотя личные особенности Ивана Грозного, разумеется, влияли на его политику.

У Ивана, вообще говоря, было тяжелое детство. В три года он лишился отца — Василия III, а в семь лет — матери, Елены Глинской.

Страной правили бояре. Они грызлись между собой. На маленького Ивана никто не обращал внимания. Иногда даже забывали его покормить. Про него вспоминали только тогда, когда он требовался для представительства на официальных мероприятиях. Причем бояре не удосужились соорудить для царя-ребенка особый трон. И мальчик восседал на огромном и неудобном троне отца.

Иван ненавидел бояр, особенно Шуйских. Через много лет он вспоминал, как они с братом играли в детские игры, а Иван Шуйский нагло сидел на лавке, опершись рукой о постель покойного Василия III. И на детей — ноль внимания.

«Кто же может перенести такую гордыню?» — вопрошал Иван Грозный.

Вольны жаловать и вольны казнить

Кто-то, может, и мог перенести, но не Иван. Как он невзлюбил бояр в детстве, так и пронес это чувство через всю свою жизнь.

Довольно рано у него сложились четкие представления о царской власти. Власть дается от Бога — «божьим велением, а не человеческим хотением».

Все подданные — от последнего крестьянина до первого боярина — царские холопы. «А жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнить вольны», — писал царь в письме к беглому боярину Андрею Курбскому.

Эти слова можно назвать политической программой Ивана Грозного. Вот только осуществить такую программу на деле оказалось не так просто.

Долгое время на царя оказывали влияние его советники — так называемая «Избранная рада». Иван тяготился опекой и при первой же возможности от нее избавился.

Но страна оказалась в непростом положении. Шла Ливонская война. Сначала России противостоял слабый Ливонский орден. Но потом в войну вступили Польша, Литва, Швеция. На южные рубежи совершал набеги крымский хан.

Во внутренних делах — тоже непорядок. Царь ограничивает вотчинные права князей. Они, естественно, недовольны. Кто-то строит заговоры, кто-то бежит в Литву. В апреле 1564 года туда направился самый знаменитый перебежчик — князь Курбский.

Грозный смотрел на вещи просто. Если есть проблемы — надо искать виновных. Сам он, разумеется, ни в чем не виноват. Значит, виноваты бояре-изменники. Их надо покарать. Нужен террор.

Но есть проблема. В те времена царь, даже Иван Грозный, правил вместе с Боярской думой. Без ее согласия он не мог принять ни одного решения. А бояре не горели желанием санкционировать террор против самих себя. И Грозный нашел решение. Сделал, как говорится, «ход конем». По-своему гениальный.

Государственный переворот

Прихватив символы власти, казну и иконы, царь отправился на богомолье. Но в Москву не вернулся. Остался в Александровской слободе. И объявил, что отказывается от престола. Не может он, дескать, править, когда повсюду изменники.

Царь рисковал. Ведь его «отставку» могли и принять. Он это понимал. Нервное напряжение дошло до того, что за пару месяцев у Ивана выпали все волосы.

Грозный выиграл. Бояре пришли на поклон: прости нас и оставайся царем. Грозный потребовал, как бы мы сейчас сказали, чрезвычайных полномочий. И получил их, прежде всего — право по своему усмотрению казнить изменников.

А вернувшись в Москву, царь ввел опричнину. Государство поделили на две части — земщину и опричнину. Слово «опричь» означает «кроме», «за пределами». То есть опричнина — это царский удел, находящийся как бы за пределами остального государства, в прямом царском управлении. Там он может делать все, что хочет, не считаясь с Боярской думой.

Грозный уже давно хотел править единолично, безо всякой Боярской думы. Но это означало, по сути дела, государственный переворот — решительный отказ от сложившихся традиций управления. А порывать с традициями всегда опасно. Иван Грозный осознавал, что его положение непрочно — слишком много недовольных. Ему нужна была опора. И он нашел такую опору в опричном войске.

Дурные советники

Немец-опричник Генрих фон Штаден уверяет, что создать опричное войско надоумила царя его вторая жена — черкешенка Мария Темрюковна. «Она-то и подала великому князю совет, чтобы отобрал он для себя из своего народа 500 стрелков… чтобы повседневно и днем, и ночью они ездили с ним и охраняли его. С этого и начал великий князь… и так устроил опричных и земских».

Пискаревский летописец говорит, что царь «учиниша» опричнину «по злых людей совету Василия Михайлова Юрьева да Олексея Басманова».

Нам, в конце концов, неважно, кто посоветовал. Важно, что опричники появились. Сначала опричное войско насчитывало тысячу человек, потом увеличилось до 4-5 тысяч.

Опричников нужно было содержать. В наше время люди служат за зарплату. А тогда служили за землю — за поместья. С которых, собственно, и получали «зарплату». Но поместья нужно было откуда-то взять. Вот для этого, в том числе, и понадобилось делить государство на две части.

Тех, кто имел поместья и родовые вотчины в опричных уездах, могли зачислить в опричнину. Но могли и не зачислить. Тогда их выселяли с территории опричнины. А их земли передавали опричникам.

Очень грамотно. Скажем, Суздальский уезд отошел в опричнину. Суздальскую знать выселили в недавно завоеванные казанские земли. А в уезде «испоместили» опричников. Одним махом — двух зайцев. И опричники довольны, и суздальская знать, которой Грозный не доверял, лишилась своих владений, а значит, и влияния.

Монашеский орден

Опричники наводили ужас на всю страну. Но это не беда. Беда в том, что они наводили ужас на самого Ивана Грозного

Опричники были личной гвардией царя. А кроме того, выполняли карательные и сыскные функции.

В опричнину брали «худородных». По словам немцев-опричников, «косолапых и нищих мужиков». И это понятно. Для борьбы со знатью нужны были люди, не связанные с этой самой знатью. Люди, всем обязанные царю и лично преданные исключительно ему. Таких людей будет брать в свое окружение и Петр I, которому также нужно было сломить сопротивление бояр.

Как известно, Петр I любил иностранцев. Их набирали и в опричнину — татар, выходцев из Германии и Литвы. И это тоже понятно. Люди, не имеющие корней, ни перед чем не остановятся. Их ничего не сдерживает.

Иван Грозный видел в опричниках нечто вроде монашеского ордена, а в Александровской слободе — что-то вроде монастыря. Сам он считался игуменом, келарем был Афанасий Вяземский, пономарем — Малюта Скуратов.

Опричники носили черную одежду, сшитую из грубых тканей и похожую на монашескую. А еще — устрашающие символы: метлу, чтобы выметать измену, и собачью голову, чтобы ее выгрызать.

Разумеется, опричники не были смиренными монахами. Молитвы чередовались с карательными походами. На совместных трапезах, устроенных по-монастырски, подавали дорогое вино, а под черными накидками опричников скрывались богатые одежды.

Постепенно опричники превратились в привилегированную касту. Иван Грозный повелел земским судам: «Судите праведно, наши виноваты не были бы». И суды судили, и опричники этим пользовались.

Опричник мог обвинить земского, что тот должен ему денег. И земский «должен был уплатить опричнику, иначе его ежедневно били публично на торгу кнутом или батогами до тех пор, пока не заплатит».

Однако за привилегии приходилось платить. Опричник обязан был порвать все связи с земским миром. Если в земщине у него оставались отец или мать, он не имел права их навещать. Он не имел права даже разговаривать с земскими. «Часто бывало, что ежели найдут двух таких в разговорах, убивали обоих», — пишет Штаден.

Новгородский погром

Опричники действительно выметали и выгрызали крамолу, по большей части — выдуманную. Хотя, конечно, были бояре, которые на самом деле строили заговоры. И пользовались поддержкой из-за границы — от Польши и Литвы (в 1569 году эти государства объединились в Речь Посполитую). Но чаще всего люди признавались в измене под пытками. А под пыткой можно чего угодно наговорить.

Кульминацией опричного террора стал поход на Новгород. Царь обвинил в измене не каких-то конкретных людей, а целый город. И даже не один — по дороге опричники учинили разгром в Твери и Торжке.

Новгородцев привязывали к саням длинной веревкой, волокли к Волхову и спускали под лед. Расправлялись не только с мужчинами, которых подозревали в измене, но и с их женами и детьми. Их бросали в воду с Волховского моста и заталкивали под лед палками.

Покончив с «изменниками» из числа знатных новгородцев, опричники напали на простых горожан, разграбили торг и неплохо на этом нажились.

Служба в опричнине вообще была прибыльной. «Когда я выехал с великим князем, у меня была одна лошадь, вернулся же я с 49, из которых 22 были запряжены в сани, полные всякого добра», — пишет Штаден. Его часто обвиняют во вранье. Но здесь вроде бы врать незачем — он же самого себя выставляет грабителем.

Грабили не только рядовые опричники. Царь, нуждавшийся в деньгах, захватил богатейшую казну новгородского архиепископа, опустошил церкви и монастыри. Это считалось большим грехом. Чтобы церковники не протестовали, новгородского архиепископа Пимена обвинили в измене. А лишить изменника имущества — это вроде как справедливо.

Иногда новгородский погром оправдывают тем, что Иван Грозный покончил с независимым положением Новгорода. А это, мол, способствовало укреплению централизованного государства.

Но с самостоятельностью Новгорода покончил еще дед Ивана Грозного — Иван III. Уже тогда новгородских бояр лишили вотчин и переселили в других регионы.

Иван Грозный боролся не с новгородскими порядками, а скорее, с вольнолюбивым духом, который еще оставался в городе. К тому же дело об измене новгородцев удалось «раскрутить», впутав в него многих влиятельных москвичей.

25 июля 1570 года, через полгода после похода на Новгород, в Москве казнили более 100 человек.

Дьяка Никиту Фуникова обливали то кипятком, то ледяной водой, «пока кожа не сходила чулком». Печатника Ивана Висковатого живьем разрубили на части, поочередно отрубая пальцы, губы, уши.

«Мавр может уходить»

Опричники наводили ужас на всю страну. Но это не беда. Беда в том, что они стали наводить ужас на самого Ивана Грозного. Маниакально подозрительный царь перестал доверять и опричникам.

«Мавр сделал свое дело, мавр может уходить» — эта крылатая фраза отлично подходит к истории опричнины. В 1567-1570 годах опричники учинили массовый террор по всей стране. В следующие два года террор был направлен уже против главарей опричнины.

Афанасий Вяземский умер во время пыток. Алексея Басманова убил собственный сын — Федор. Убил, чтобы доказать преданность царю и сохранить собственную жизнь. А ведь еще недавно эти люди были любимцами Ивана. Вяземский — единственный человек, из рук которого Иван Грозный брал лекарство. Федора Басманова связывали с царем настолько близкие отношения, что современники даже поговаривали о гомосексуальной связи.

В 1572 году царь отменил опричнину. Более того, запретил упоминать само это слово. Тех, кто вспоминал про опричнину, «обнажали по пояс и били кнутом на торгу».

Впрочем, отмена опричнины не означала прекращение казней. Уже в 1572 году Иван Грозный казнил трех влиятельных воевод. А еще через три года Иван снова «отрекся» от престола и сделал царем крещеного татарина Симеона Бекбулатовича.

Казалось, что возвращаются времена опричнины. Однако «большого террора» не случилось. Симеон посидел на троне меньше года, после чего Иван Грозный прекратил «эксперимент».

Борьба с людьми, а не с системой

Опричнина длилась семь лет. Поначалу она была по крайней мере осмысленной. Позволила ликвидировать родовые владения знати. В первые месяцы опричнины казнили всего пять человек.

Затем террор приобретал все более массовый, а вместе с тем и все более беспорядочный и бессмысленный характер.

Трудно сказать, сколько жизней унес опричный террор. Иностранные источники сильно преувеличивают количество жертв. Утверждают, например, что в Новгороде погибло от 20 до 60 тысяч человек. Но все население города не превышало 25-30 тысяч.

Скорее всего, можно говорить о 3-4 тысячах убитых за годы опричнины. По нашим меркам — не так уж и много.

Говорят, что Иван Грозный укрепил царскую власть. Крайне спорное утверждение.

Известно, что царь неоднократно вел переговоры с англичанами, прося у них на всякий случай политического убежища. Странное получается укрепление власти.

Конечно, Иван Грозный казнил немало бояр. Наверное, среди них было немало тех, кто предпочитал олигархическое правление, а не сильную власть монарха. Но царь уничтожал конкретных людей, а не систему.

И после смерти Грозного бояре оставались серьезной силой. Боярская дума не утратила влияния. В неприкосновенности остались местнические порядки, когда место человека в общественной иерархии определялось не его личными качествами и даже не милостью царя, а происхождением.

Кроме того, жертвами опричного террора становились не только бояре, но и дворяне, и церковники, и бюрократы — приказные дьяки. А именно они являлись опорой самодержавной монархии.

Пока был сильный царь — Иван Грозный, — и власть была сильной. Но при его преемнике — слабом царе Федоре — снова начались грызня, заговоры, опалы. Борису Годунову пришлось, в сущности, начинать все сначала. А уж после Годунова страна и вовсе погрузилась в Смуту.

Александр СКАБИЧЕВСКИЙ