Глеб Иванович Бокий был одним из первых сотрудников советских спецслужб, успешно руководил Спецотделом ВЧК, занимался сбором шпионской информации через дипломатические каналы. При этом матерый красный чекист, вероятно, стал прототипом магического Воланда, а массовые оргии, устраиваемые им на даче в Кучино, подсказали Булгакову идею «Великого бала у сатаны».

Бокия арестовали весной 1937 года. Официально в качестве обвинений предъявлялось участие в контрреволюционной масонской организации и сотрудничество с английской разведкой, однако в показаниях сотрудников Бокия, арестованных позже, фигурируют факты, больше похожие не на контрреволюцию, а на извращенные сексуальные фантазии.

Человек в тени

Глеб Бокий родился в Тифлисе, в семье действительного статского советника, который позже переехал и обосновался в Малороссии. Ни чин, ни положение родителя не помешали Глебу увлечься социалистическими идеями. После окончания реального училища в городе Изюм Глеб поступил в Санкт-Петербургский Горный институт, однако его не окончил, проводя слишком много времени в революционных кружках.

В 1898 году Глеб стал профессиональным смутьяном. Лично был знаком с Лениным, с 1900 года вступил в РСДРП, в 1905 году дрался на баррикадах. Занимался выпуском революционных газет и журналов, 12 раз подвергался арестам, отсидел полтора года.

С 1918 года Бокий стал заместителем Урицкого. В годы Гражданской был председателем ВЧК Туркестанского фронта, где отличился крайней жестокостью.

Бокий занимался шифрами еще с 1912 года и в 1921-м был назначен начальником Специального отдела при ВЧК. В сущности, его отдел занимался дипломатическим шпионажем: прослушкой помещений иностранных посольств, вскрытием дипломатической почты, дешифровкой и обработкой записей.

Сфера работы спецотдела Бокия до сих пор не совсем понятна, но, кроме шпионажа, прослушки и криптографии (шифрования и дешифрования записей), он явно занимался чем-то еще. В среде чекистов поговаривали о разработке ядов, а также ходили слухи о вещах совсем уж загадочных и мистических. Отчасти эти подозрения провоцировал сам Бокий. Так, в 1922 году чекист поспорил на бутылку коньяка с заместителем наркома по иностранным делам Литвиновым, отметив плохую охрану его кабинета. Литвинов немедленно поставил у дверей часового, однако его сейф был все же вскрыт, а документы из него украдены.

Разврат по Марксу

Арест Бокия произвели 16 мая прямо на Лубянке, без ордера, по устному приказу наркома Ежова. Суть обвинений оригинальностью не блистала. Странным, пожалуй, можно считать то, что из первого расстрельного списка, поданного 1 ноября, Сталин Бокия вычеркнул, но второй список с его именем, составленный двумя неделями позже, был все же утвержден. Спустя всего два дня приговор привели в исполнение.

Годом позже некие сотрудники расстрелянного чекиста стали давать любопытные показания, из которых следовало, что уже в 1921 году начала функционировать созданная Глебом Бокием так называемая Дачная коммуна. Вечером последнего рабочего дня недели члены негласного клуба собирались на даче в Кучино, где проводили субботнюю ночь, воскресенье и ночь перед понедельником. На даче всем приехавшим полагалось выполнять правила «батьки Бокия».

Первое правило гласило: каждый из гостей должен выпить пять стопок водки; далее пить или не пить он мог на свое усмотрение, но все, как правило, пили. За выходные часто набирались до свинского состояния. Второе правило обязывало всех несколькими партиями ходить в общую баню, которая топилась все выходные. Участники «Дачной коммуны» должны были приезжать с женами, в общей бане происходил обмен партнерами, перераставший в групповую оргию. Сегодня подобных любителей сексуальной «клубнички» называют свингерами, во времена Бокия этого термина еще не существовало, но извращенная похоть в «коммуне свободной любви» цвела пышным цветом.

Кроме семейных пар на дачу приглашались свободные женщины без комплексов и даже проститутки. Женщин спаивали допьяна и пользовали все по очереди. Похоже, что для Глеба Бокия вообще не было ничего святого — срамные мероприятия регулярно посещали две его старшие дочери.

Кроме застолья и бани, в программу дачного воскресенья входили огородные работы, которыми изрядно поддавшая компания занималась в голом виде. Кроме того, гости читали заметки из антисоветского журнала «Рига», изготавливаемого лично хозяином вечеринок, рассказывали антисоветские же анекдоты, участвовали в диких крамольных действах, мазали упившимся коллегам половые органы краской и горчицей, устраивали шутовские богослужения, нарядившись в поповские ризы. Однажды, имитируя похороны, чуть не закопали одного из гостей живьем.

Случалось, групповые оргии перерастали в драки, когда недостаточно пьяные мужья не могли справиться с ревностью, вспыхивавшей при виде жены, совокупляющейся с другими мужчинами. Несколько раз дело даже доходило до самоубийств. Простые люди не были готовы к погружению в выгребную яму разврата, куда макал их начальник загадочного спецотдела.

Содержание «нехорошей дачи» осуществлялось на членские взносы. Каждый из «допущенных» ежемесячно отчислял 10% своего жалованья. Если взносов не хватало, то дефицит покрывался за счет доходов от изготовления несгораемых шкафов, выпускавшихся мастерской, прикрепленной к спецотделу. Кроме того, в дело шел спирт, выписываемый лабораторией якобы для технических надобностей. В спирт добавлялись ягоды, получившиеся настойки и пили участники социалистических оргий.

Облака и вершины

Возникает вопрос: как «Дачная коммуна» вообще могла появиться в СССР?

Можно предположить, что Бокий был дорвавшимся до власти гедонистом, но это не так. Жил чекист показательно скромно, всегда одевался в военную форму, зимой и летом носил один и тот же плащ, ни в дождь, ни в снег не поднимал верха на своем служебном «паккарде». Принципиально не пользовался привилегиями вроде дач и курортов. Домик в Кучино он снимал.

Быть может, Бокий, страдавший сексуальными расстройствами, разочаровался в идеях революции или пытался реализовывать ранние революционные идеи вроде обобществления женщин? Эту теорию сложно проверить, тем более что простые ответы обычно не бывают правильными. Более того, показания коллег Бокия могли быть неверной трактовкой его действий или наветами. Нельзя забывать, что верхушка НКВД, в конце 1930-х готовившая госпереворот на волне недовольства репрессиями, в способах получения признаний не стеснялась.

Есть мнение, что в ведении Бокия находились подробные досье на всех видных большевиков, которые уж очень хотел получить Ежов.

Впрочем, существует еще один вариант толкования событий: отдел Глеба Бокия занимался не только шпионажем. Второй, а возможно, главной его задачей было изучение паранормальных и оккультных явлений.

«Дачная коммуна» с ее оргиями и извращенными мистериями создавалась не для сексуальных удовольствий, а для сбора информации в рамках психофизики. За эту теорию говорят командировки близких помощников Бокия на Кольский полуостров для изучения феномена «полярного бешенства» в замкнутых коллективах и изучение оккультных практик рыбаков-поморов, а также завизированная в документах подготовка экспедиции в Тибет. Вероятно, отсюда и обвинения в связях с масонами.

Быть может, именно поэтому сотрудники гитлеровской «Аненербе» во время войны так упорно искали уцелевших сотрудников спецотдела и даже объявляли за них денежное вознаграждение?

Разобраться с этими вопросами сегодня, увы, почти невозможно, ведь ответы Глеб Бокий унес с собой в могилу.

Эдуард ШАУРОВ