О трагедии, которая в 1921-1922 годах произошла на половине европейской части России, мы кое-что знаем еще из школьного учебника истории. В советское время ее официальной причиной была объявлена двухлетняя засуха 1920-1921 годов, уничтожившая хлебные посевы на огромных площадях. Однако партийная пропаганда всегда замалчивала тот факт, что продолжительные неурожаи в России не раз случались и в царское время, но тогда они почему-то не достигали масштабов национального бедствия.

Забытая повесть

«Дед умер, бабка умерла, потом — отец. Остался Мишка только с матерью да с двоими братишками. Младшему — четыре года, среднему — восемь. Самому Мишке — двенадцать… Умер дядя Михайла, умерла тётка Марина. В каждом дому к покойнику готовятся. Были лошади с коровами, и их поели, начали собак с кошками ловить».

Так начинается ныне почти забытая повесть писателя Александра Неверова (Скобелева) «Ташкент — город хлебный». В ней излагается бесхитростная, история обыкновенного мальчишки Мишки Додонова из села Лопатина Бузулукского уезда Самарской губернии. В начале осени голодного 1921 года он, оставшись в семье старшим, вместе с другим сельским мальчишкой Сережкой Карпухиным поехал за хлебом в Ташкент. В пути Сережка погиб, а Мишка уже глубокой осенью привез-таки в свое село шесть пудов пшеницы. Но к тому времени из всей семьи живой осталась только его мать.

Повесть «Ташкент — город хлебный» увидела свет в 1922 году, после чего при Сталине она публиковалась всего один раз — в 1936 году. Сейчас мы знаем, что Неверов показал в ней далеко не самые страшные эпизоды всенародной трагедии 1921-1922 годов. Тем не менее повесть «Ташкент — город хлебный» наряду с «Разгромом» Александра Фадеева, «Москвой кабацкой» Сергея Есенина, «Собачьим сердцем» Михаила Булгакова и другими книгами в сталинское время попала в список произведений, нежелательных для массовой публикации.

Что же касается причин поволжской голодной трагедии, то видеть их в одной лишь двухлетней засухе — значит сказать полуправду об этом бедствии. Ведь известно, что климатические условия 1891 года, когда в Поволжье тоже был голод, оказались еще более тяжелыми, нежели в засуху 1921 года. Но тогда правительство не допустило трагических последствий, какие отмечались через 30 лет.

Вспомним, что в августе 1914 года Россия оказалась втянутой в Первую мировую войну, которая вскоре переросла в войну гражданскую. В общей сложности военные действия в стране продолжались свыше семи лет, и при этом, по разным оценкам, погибли от 15 до 25 миллионов человек. А поскольку в те годы более 90 процентов российских мужчин составляли крестьяне, то к 1921 году выращивать хлеб в стране стало практически некому. Наиболее работоспособная часть крестьянства либо все еще пребывала на фронтах, либо уже лежала в земле.

Из-за нехватки рабочих рук объемы посевных площадей по всей стране уменьшились во много раз, и в итоге резко сократился завоз продовольствия в крупные города. Именно тогда ленинское правительство перешло к политике продразверстки. Осенью 1920 года продотряды снова выгребли у сельского мужика весь хлеб до зернышка. В ряде поволжских регионов в деревнях не осталось даже семенного зерна — неприкосновенного запаса, употреблять который в пищу русский мужик-хлебопашец испокон веков считал кощунством.

И тут положение дел еще более усугубила весенняя засуха. Стало ясно, что на Поволжье надвигается невиданное по масштабам бедствие.

«Съесть человека — уже не преступление»

Еще в апреле 1921 года, осознав сложившуюся ситуацию, советское правительство приняло постановление «О борьбе с засухой». И хотя 18 июля того же года Декретом ВЦИК была образована Центральная комиссия помощи голодающим (ЦК Помгол) как организация с чрезвычайными полномочиями в области снабжения и распределения продовольствия, в летние месяцы вряд ли кто-то представлял, в какие ужасы последствия этого голода воплотятся с наступлением холодов.

О страшной заволжской зиме 1921/22 годов нам сообщают рассекреченные сухие строчки протоколов, составленные работниками милиции, губернской ГПУ и Помгола. Неподготовленный человек нашего времени вряд ли сможет без содрогания читать эти беспристрастные документы.

Выписка из доклада губернского инструктора Зворыкина А.А. от 15 февраля 1922 года:

«Населением Ставропольского уезда съедено все, что только можно съесть: кора деревьев, солома с крыш, тряпье, какое скапливалось годами… Собирают лошадиный кал и в свежем виде перерабатывают его в пищу. Трупоедство развито невероятно. Съедаются не только умирающие свои близкие, но и воруются трупы из амбаров, куда свозятся все покойники в ожидании групповых похорон. Хоронят в каждой деревне один раз в 10-14 дней, человек по 60-80. За последнее время смертность дошла до 10-12 человек в день. Регистрация смертей при этом не ведется… Съесть человека у многих уже не считается большим преступлением — мол, это уже не человек, а только его тело, которое все равно сожрут в земле черви».

«В декабре 1921 года в селе Каменка Пугачевского уезда гражданки Жиганова (мать и дочь) и гражданка Пышкина съели трупы своих двух детей, затем ими были зарезаны две женщины: гражданка Фофанова, до этого принимавшая участие в употреблении детей в пищу, и неизвестная старуха 70 лет, зашедшая переночевать. Когда и эти запасы иссякли, Жигановы зарезали и Пышкину».

«Обследованием губинспекторов установлено, что в январе 1922 года в селе Дубовый Умет Иван Малинин 17 лет убил свою 43-летнюю мать. До этого он три недели питался собаками и кошками. У матери было 7 пудов картошки, приготовленной на семена, но она ему ничего не давала. Тогда Малинин удушил ее на печи и утащил в погреб, чтобы потом съесть».

И это только ничтожная часть от огромного объема беспристрастных архивных документов того голодного времени. Они основаны на реальных фактах, поскольку зимой и весной 1922 года в заволжских деревнях были поголовно съедены не только собаки, кошки и крысы, но и уничтожена кора почти со всех окрестных деревьев, а во многих местах для изготовления некоего подобия хлеба собрана и вся соломенная труха с крыш.

Бриллианты для спасения голодающих

Если в сентябре 1921 года в Поволжье не имели продовольствия свыше пяти миллионов человек, то к октябрю обстановка еще более накалилась: цифра голодающих перевалила за 15 миллионов.

В декабре 1921 года правительством была названа цифра в 22 миллиона голодающих. При этом официальная статистика гласит, что из указанного числа по причине голода тогда погибли от 1 до 5 миллионов человек, хотя независимые эксперты настаивают на другой цифре — не менее 10 миллионов человек.

Когда летом 1921 года стало понятно, что в одиночку советская власть не может справиться с последствиями голода, во многом ею же и порожденного, то для спасения миллионов человек, в первую очередь детей, было решено принять помощь из-за рубежа.

Наиболее известными иностранными организациями, помогавшими голодающим, были Английское и Американское общества друзей России, организации Шведского, Голландского, Чехословацкого, Германского и Французского Красного Креста, религиозная американская организация «Первый союз квакеров», а также Норвежский Нансеновский комитет.

Но в этом плане нам сейчас больше всего знакома деятельность American Reiif Administration — Американской организации помощи (АРА), специально созданной для оказания помощи голодающим России. Соглашение о сотрудничестве с нею советское правительство подписало летом 1921 года. Разумеется, американцы не были бы американцами, если бы они занялись чистой благотворительностью. Нет, представительства АРА кормили умирающих от голода российских детей вовсе не за свой счет: продовольствие для голодающих оплачивалось российскими драгоценными металлами, бриллиантами, ювелирными изделиями,
произведениями искусства и прочим национальным достоянием России. •

И еще США просто не могли не использовать то обстоятельство, что представительства АРА были открыты в десятках и сотнях городов и сел российской глубинки, куда до этого американские спецслужбы не могли проникнуть. Поэтому во главе губернских представительств АРА были поставлены кадровые разведчики.

Борьба советских и иностранных организаций с голодом продолжалась до осени 1922 года, когда в Среднем Поволжье был, наконец, собран хороший урожай. К тому времени о страшных событиях напоминали лишь материалы «Музея истории голода», который работал в Самаре до 1925 года. Затем собранные им документы и предметы были переданы в губернский Музей революции, где их «похоронили». Рассекречены эти документы были только в постперестроечное время.

Валерий ИГНАТОВ