С середины XIX века большинство великих держав перешли на систему всеобщей воинской повинности. На практике «всеобщность» была весьма относительной. Однако в случае действительно крупных войн «под ружье» шли миллионы мужчин. В России самые массовые мобилизации по очевидным причинам были вызваны двумя мировыми войнами.

В Российской империи всеобщая воинская повинность была введена в 1874 году, а опробована на практике уже три года спустя во время войны с Турцией. Для народа, привыкшего, что есть профессиональная армия, которая одерживает победы где-то там далеко, периодически раздвигая границы империи, такое явление, как мобилизация, стало шоком.

Не хотели, но шли

Но войну с Турцией хотя бы выиграли, а вот шок мобилизации 1904 года не был смягчен победой, что тоже сыграло весьма важную роль в последовавших затем революционных потрясениях. К 1907 году страна пришла в чувство и началась техническая модернизация русской армии, затронувшая и организационную сферу.

Общие принципы воинской обязанности внешне оставались неизменными, но в ходе реорганизации планировалось усовершенствовать систему боевой подготовки с тем, чтобы располагать более многочисленным и подготовленным резервом. Завершить соответствующую программу планировалось к 1917 году, и, возможно, именно опасение чрезмерного усиления русской армии стало для кайзера Вильгельма II стимулом повысить ставки и начать войну именно в 1914-м.

Если судить по газетам того времени, Россия встретила весть о начале войны и всеобщей мобилизации, охваченная единым патриотическим порывом. Если обратиться к мемуарам, картина становится менее благостной. 85% населения собственно российских губерний составляли крестьяне, которые абсолютно не понимали, откуда вдруг на них эта напасть свалилась.

Вдова Льва Толстого Софья Андреевна писала в дневнике, что многие заявляли «не пойдем воевать» и ссылались, мол, «кто же урожай собирать будет». Однако шли все-таки. Из воспоминаний крестьянина Пермской губернии Ивана Зырянова: «Горе сразило баб. Лица у баб красны и опухли от слез… Бабы задержали отправку поезда на два часа. Они точно посходили с ума… После третьего звонка многие с причитанием бросились под колеса поезда, распластались на рельсах, лезли на буфера, на подножки теплушек. Их невозможно было оторвать от мужей. Это проводы… На вокзал сбежалось все уездное начальство. Вид у начальства растерянный, жалкий. Не знают, как быть с бабами… Вызвали специальный наряд из местной конвойной команды. Конвойные бережно брали на руки присосавшихся к рельсам и вагонам баб, уносили их с перрона куда-то в глубь вокзала. Бабы кричали так, как будто их резали».

На фронт и в революцию

Утешиться при отправке на фронт пытались спиртным, что вступало в противоречие с нормами «сухого закона». В результате, по пути громили казенные лавки. Из воспоминаний Якова Драгуновского: «…слышались крики между солдатами: «Давайте казенку разобьем! Почему водки не дают?.. Надо же с родными выпить на прощанье!»…

На станции Дно (где позже Николай II отрекся от престола) только за один день 22 июля мобилизованные, согласно докладу ротмистра Татаринова, три раза «штурмовали винную лавку, сломали дверь, унесли вина на 190 руб. (50 ведер водки)… часть водки тут же была выпита, остальная отобрана. Виновных выявить не удалось, т.к. участие принимал весь эшелон (700 чел.)»».

Ротмистру Татаринову повезло, поскольку в других местах пытавшихся помешать таким погромам полицейских избивали, а случалось, и убивали. Интересно, что при этом случаи членовредительства или попыток дать взятки начальству во избежание призыва были сравнительно редки.

Вообще, с формальной точки зрения, все прошло гладко, а для чиновников даже учредили медаль «За труды по отличному выполнению всеобщей мобилизации 1914 года».

На момент начала войны численность русской армии составляла 1 миллион 423 тысячи человек. В июле-августе из запаса было призвано 3 миллиона 115 тысяч нижних чинов. Кроме того, «призывные листы» получили 715 тысяч новобранцев в возрасте 20-21 года и 900 тысяч ранее не служивших в армии ратников ополчения (направлявшихся на охранную службу).

Военный министр Сухомлинов ликовал: «Наша мобилизация прошла как по маслу! Это навсегда останется блестящей страницей в истории нашего генерального штаба!»

А вот генерал-квартирмейстер штаба Верховного главнокомандующего Юрий Данилов «задним умом» был мудрее: «Русский народ оказался психологически к войне неподготовленным. Главная масса его — крестьянство — едва ли отдавала себе ясный отчет, зачем его зовут на войну. Цели войны были ему неясны. Крестьянин шел на призыв потому, что привык вообще исполнять все то, что от него требовала власть; он терпеливо, но пассивно нес свой крест, пока не подошли великие испытания».

Семьям мобилизованных полагались денежные выплаты, но их размер сильно варьировался в зависимости от региона и от того, сколько добавок к государственным средствам могли насобирать благотворители. Минимальная планка начиналась примерно от трех рублей в месяц, чего хватало только для хлебного пайка на мать с ребенком. Разумеется, речь шла о самом дешевом черном хлебе. И когда в Петрограде в феврале 1917 года с ним возникли проблемы, солдатки подняли такую бузу, что дело закончилось падением империи.

По законам Российской империи в армию призывались православные, католики, лютеране, а из мусульман только представители поволжских народов. Уроженцы Кавказа и Средней Азии служили только на добровольной основе, и знаменитая Дикая дивизия покрыла себя на полях Первой мировой войны неувядаемой славой. Но была и другая сторона медали. Мобилизация жителей Туркестана даже не в армию, а на оборонительные работы привела в 1916 году к восстанию, которое, затихнув, тлело вплоть до революции, чтобы потом вспыхнуть с новой силой.

В 1915 году на фронт отправили 3,6 миллиона человек, в 1916 году — еще 2,5 миллиона. Всего до осени 1917 года было мобилизовано 15 миллионов 798 тысяч нижних чинов и офицеров, из них 12,8 миллиона приходилось на жителей сельской местности. Минимальная цифра потерь определяется в 600 тысяч убитыми, а число пленных — в 3 миллиона 850 тысяч, что само по себе говорит о не слишком высоком боевом духе.

Приводимые цифры в разы превышают численность участвовавших в Гражданской войне красных и белых армий. Но Гражданская война отпечаталась в народной памяти ярче, чем Первая мировая. Наверное, потому что красные и белые достаточно ясно понимали, за что воюют. А те, кто понимал чуть хуже, — проиграли.

Только военные сборы

В Советском Союзе до 1939 года значительная часть призывников проходила службу в режиме так называемых «войсковых сборов» — то есть с недолгим отрывом от обычной жизни. Кроме того, не подлежали призыву лица, урезанные в гражданских правах, к каковым относились представители «бывших эксплуататорских классов» (дворян, буржуазии) и их дети. Не призывались представители некоторых малых народов, а также казаки (в отсутствии воинственности их нельзя было упрекнуть, но в Гражданскую они сражались, главным образом, против красных).

В 1937 году была принята новая Конституция СССР, снявшая ограничения в гражданских правах, но распространившая на всех и связанные с этими правами обязанности.

Продолжением тренда стал принятый в 1939 году закон о всеобщей воинской обязанности, ускоренная реализация которого должна была устранить ряд недостатков и, прежде всего, обеспечить военную подготовку примерно 3 миллионов лиц, на воинском учете состоявших, но оружия в руках не державших. Делали это за счет расширения масштабов военных сборов, увязанных осенью 1939 года с Освободительным походом в Западную Украину и Белоруссию. В нем приняли участие более 2,5 миллиона мобилизованных, а заодно был обкатан опыт реквизиций военного времени — армия тогда дополнительно получила 634 тысячи лошадей, 117,3 тысячи автомашин и 18, 9 тысячи тракторов.

В 1940 году через военные сборы прошло около 1 миллиона человек. В 1941-м через них планировалось провести около 900 тысяч. Однако уменьшение цифр не говорит о беспечности советского руководства. Просто речь шла о подготовке тех, кто уже по возрасту не подходил для призыва на срочную службу. А призыв срочников шел своим чередом, причем под него подгребались и те, кого следовало бы (в соответствии с новым законом) призвать раньше. В общем, начало Великой Отечественной войны Советский Союз встретил примерно с 5,5-миллионной армией, но для противостояния агрессору в наличии имелось около 3,4 миллиона. Численность вермахта составляла порядка 4 миллионов 50 тысяч плюс примерно 850 тысяч из стран-сателлитов.

Когда 22 июня 1941 года в СССР была объявлена мобилизация, некоторые официальные органы поначалу даже использовали термин «частичная», что с фактической точки зрения можно даже признать верным. Дело в том, что мобилизация должна была пройти не во всех 16 военных округах СССР (иногда говорится о 16 округах, но это связано с фигурированием в документах Калининского военного округа, который еще до начала боевых действий был слит с Московским), а в 14.

Вне мобилизации остались Среднеазиатский и Забайкальский округа. Призывников-забайкальцев придерживали на случай возможного нападения Японии. В случае Среднеазиатского военного округа отчасти смущал уровень подготовки значительной массы призывников из местного контингента, но, вероятно, главную роль сыграло нежелание вычерпывать потенциальные мобилизационные ресурсы из округа, пограничного с прогермански настроенным Ираном. В сентябре, когда Иран был оккупирован советскими и британскими войсками, взялись и за Среднюю Азию. Сибирские контингенты в основном придерживали до сентября, когда от агента Рамзая (Рихарда Зорге) пришла радиограмма о том, что нападения Японии на СССР в 1941 году не будет. И уж под Москвой сибирские дивизии себя покажут.

Если же вернуться к началу мобилизации, то первая ее волна прошла по тем, кто родился в 1905-1918 годах — то есть призывали мужчин в возрасте 23-36 лет. Мобилизовали и женщин, главным образом по медицинским специальностям.

«Бронь» или депортация

Всего за семь суток (с 23 по 30 июня) призвали более 5,35 миллиона военнообязанных, включая свыше 500 тысяч офицеров запаса. Но, разумеется, это не значит, что все они сразу отправились на фронт. Ведь их требовалось вооружить, обучить заново или обновить военные навыки, наконец, отправить к местам комплектования, что, учитывая предельную загруженность железных дорог, было крайне непросто.

«Бронь» от мобилизации давали по разным специальностям, зачастую исходя из хозяйственных особенностей региона. Конечно, особо берегли квалифицированных рабочих из трудившихся на оборонных заводах. В Поволжье и Сибири берегли речников. В Средней Азии — скотоводов. До середины 1942 года на фронт не брали учителей, а летом 1942 года в связи с посевной дали отсрочку комбайнерам и трактористам.

При получении повестки призывнику выплачивалась зарплата по последнему месту работы на две недели вперед. Далее размеры выплат и продуктовых пайков семьи варьировались в зависимости от должности и заслуг того, кто служил или погиб на фронте.

К концу 1941 года на фронт отправляли сразу по достижении совершеннолетия. Многие из них так и остались «навеки 18-летними».

Отдельная статья — ополченческие дивизии, куда брали все возраста, но которые все же комплектовались по добровольческому принципу. Впрочем, к концу 1941 года от таких дивизий отказались.

Закон 1939 года не освобождал от воинской обязанности представителей конкретных национальностей. На практике же ограничения вводились, что было связано с депортацией целых народов, заподозренных в нелояльности.

За первые три дня войны в автономной республике немцев Поволжья добровольцами подали заявки около 1 тысячи человек. Однако автономию без серьезных на то оснований ликвидировали, а немцев депортировали в Среднюю Азию. Аналогично поступили с проживавшими в Ленинградской области финнами и ингерманландцами.

Позже, в 1942-1944 годах, депортациям подверглись чеченцы и ингуши, калмыки, крымские татары, даже турки-месхитинцы, которые, как полагали, могли бы выступить против советской власти в случае войны с Турцией.

От практики создания национальных подразделений из кавказских и среднеазиатских народов быстро отказались, хотя сохранились прибалтийские — 201-я латышская, 16-я литовская, 7-я и 249-я эстонская стрелковые дивизии. Латышская дивизия даже стала гвардейской, а эстонские составили корпус. Правда, формировались эти соединения в значительной степени из русских уроженцев Прибалтики, но и представителей титульной национальности хватало.

В 1943-1944 годах от призывов из закавказских и среднеазиатских республик на достаточно продолжительные периоды отказывались.

Представителей малых северных народов на фронт тоже особо не брали — отчасти из соображений сбережения национальности, но играли роль и прагматичные мотивы. Охотники, например, были ценны как добытчики пушнины, а в случаях, когда оказывались на фронте, часто становились снайперами. Мансийские и ненецкие оленеводы, действуя в составе оленно-лыжных отрядов, перекрывали на севере огромные по протяженности участки Карельского фронта.

Согласно официальной статистике, 66,4% погибших на фронте (5,7 миллиона человек) были по национальности русскими, 15,9% — украинцами и 2,9% — белорусами.

В общей сложности за время Великой Отечественной войны через мобилизацию в Советском Союзе прошли 34 миллиона человек, что превышало 100% всего мобилизационного ресурса — превышало, поскольку добавилось еще ополчение.

Дмитрий МИТЮРИН