В истории Первой мировой войны лишь две операции, проведенные войсками Антанты, получили названия по имени командующих. «Брусиловский прорыв» 1916 года завершился блестящим успехом русской армии. А вот наступление Нивеля не упоминается без эпитетов «бойня» и «мясорубка».

Год 1917-й должен был стать годом победы Антанты. Реализоваться этому сценарию помешали два, на первый взгляд, не связанных друг с другом события — Февральская революция и неудавшееся наступление Нивеля на Западном фронте. Получается, что немцев спасло охватившее Россию революционное безумие, удачно наложившееся на глупость и некомпетентность англо-французского командования. Посмотрим же, как развивались события, сгубившие репутацию одного из самых энергичных французских генералов.

«Этот срок не может быть отложен…»

К весне 1917 года превосходство Антанты на Западном фронте выглядело очевидным. Французские, британские и бельгийские войска, подкрепленные португальским и русским экспедиционными корпусами, насчитывали в общей сложности до 4,5 миллиона человек против 2,7 миллиона у немцев.

Еще в ноябре 1916 года состоялось совещание военных представителей Антанты в Шантийи, где было принято решение о тесной координации наступательных операций союзников. До этого попытки координации носили несколько односторонний характер.

В 1914 году русским пришлось, спасая французов, начать плохо подготовленное наступление в Восточной Пруссии, закончившееся гибелью 2-й армии генерала Самсонова. Зато в 1915 году, когда основные силы австро-германцев обрушились на Россию, союзники продемонстрировали пассивность, игнорируя поговорку про долг, который платежом красен. В 1916 году, стремясь ослабить германский натиск на Верден и спасти итальянцев, русское командование снова провело наступление, пиком которого стал «Брусиловский прорыв», закончившийся нокаутом Австро-Венгрии.

Падение Романовых ослабило военную мощь России, но формально все оставалось без изменений: союзники заявили о готовности продолжать борьбу, а в свете принятых в Шантийи решений Временное правительство имело все основания ожидать, что англичане и французы перестанут «накапливать силы» и тоже продемонстрируют какую-то активность.

Мощные удары на Западном и Восточном фронтах следовало нанести скоординированно, и русское командование только просило союзников по возможности перенести время обоих наступлений с мая на июнь. Обосновывая такую отсрочку, оно указывало на вызванное революцией снижение боеспособности русских войск, а также необходимость перегруппировки, связанную с тем, что в декабре 1916 года после разгрома Румынии длина Восточного фронта увеличилась почти на 500 километров.

Однако на отсрочку англо-французское командование не согласилось.

21 марта 1917 года начштаба Верховного главнокомандующего генерал Михаил Алексеев получил от генерала Нивеля следующую телеграмму: «По соглашению с высшим английским командованием я назначил на 8 апреля (по новому стилю) начало совместного наступления на Западном фронте. Этот срок не может быть отложен.

Неприятель начал отходить на части участка фронта английского наступления и деятельно готовиться к дальнейшему развитию отходного движения на части фронта нашего наступления, обнаруживая этим свое намерение уклониться от боя при помощи маневра, который позволяет ему к тому же собрать новые и значительные силы. Нужно поэтому, чтобы мы начали наше наступление как можно скорее, не только для того чтобы выяснить положение, но и потому, что отсрочить наше наступление значило бы сыграть на руку противнику и, кроме того, рисковать, что он опередит нас». Слова «этот срок не может быть отложен» означали, что мнение русских в расчет не берется.

Перелицовывая Жоффра

Послужной список Робера Нивеля (1856-1924) был безукоризненным. Генеральское звание он получил после битвы на Марне, победа в которой явилась следствием жертвоприношения 2-й армии Самсонова. В 1916 году вместе с генералом Петэном он сумел отбить наступление немцев у Вердена. Именно тогда им были сказаны слова «Но пасаран!» («Они не пройдут!»), которые вообще будут ассоциироваться с совершенно иными событиями. Именно Верден вознес Нивеля на вершину военного Олимпа, и в декабре 1916 года он был назначен главнокомандующим французской армией вместо генерала Жозефа Жоффра.

План весеннего наступления достался ему от предшественника, но подвергся серьезным коррективам. По замыслу Жоффра, начать операцию должны были англичане, атаковав противника между Аррасом и Бапомом. Через несколько дней Северной группе французских армий следовало нанести основной удар между Соммой и Уазой.

Еще через две недели в дело вступала Резервная группа французских армий. Вариант 1 предусматривал развитие успеха, достигнутого англичанами и Северной группой, вариант 2 — осуществление самостоятельного прорыва, который имел все шансы на успех в ситуации, когда основные силы противника оказывались скованными на другом направлении.

Нивель исходил из того, что атака англичан и наступление французской Северной группы в любом случае будут успешными, а Резервная группа армий превратит поражение немцев в катастрофу. Соответственно то, что у Жоффра считалось самостоятельным третьим этапом, становилось лишь дополнением ко второму.

Для проведения наступления союзное командование привлекло более 100 пехотных дивизий. Силы немцев были гораздо меньшими — 27 пехотных дивизий.

Однако 18 марта по приказу фельдмаршала Гинденбурга немцы произвели отход на более удобные для обороны позиции, сократив линию фронта, которую им приходилось удерживать. Отреагируй союзное командование своевременно — этот маневр мог бы закончиться катастрофой. Но французы отход прозевали. В этой ситуации просьба русских об отсрочке оказывалась своевременной, поскольку давала возможность без спешки составить новый план и синхронизировать его с тем, что должно было произойти на Восточном фронте. Нивель же, сославшись на то, что немцы успеют закрепиться на новых позициях (что они и так уже сделали), решил максимально ускорить события.

Теперь вместо красивого захвата в клещи германского выступа у Нуайона предполагалось прорывать вражеский фронт в центре, между морем и Верденом. Союзникам предстояло биться лбом в крепкую стену.

Основная тяжесть операции возлагалась на армии Резервной группы, которые по первоначальному плану должны были появиться лишь в эпилоге. Удар англичан лишался стратегического смысла и сводился к тому, чтобы отвлечь внимание противника.

Хорошо продуманный план Жоффра, и без того уже испорченный Нивелем, превращался в наскоро скроенную импровизацию. И вдобавок ко всему немцам стало известно о готовящемся наступлении.

4 апреля в плен был захвачен французский унтер-офицер, имевший при себе приказ, раскрывающий ту часть плана, которая касалась английского наступления. Для опытных германских штабных аналитиков этого было достаточно, чтобы реконструировать замысел всей операции.

Лбом о стену

Спустя пять дней британцы двинулись вперед у Арраса силами в 30 пехотных и 3 кавалерийские дивизии, которые были подкреплены 60 танками. Им удалось захватить первую линию обороны, однако дальнейшее наступление застопорилось из-за отсутствия взаимодействия между пехотой, артиллерией и танками. Некоторым утешением мог служить успех канадских частей, захвативших район Вими-Ридж, а также исход воздушных боев, когда на 28 сбитых британских самолетов пришлось 46 немецких.

Германское командование оперативно перебросило подкрепления на угрожаемые участки, использовав для этого автомобили. А самое главное, немцы не стали паниковать, когда 16 апреля в наступление двинулись 5-я и 6-я французские армии. Чтобы избежать потерь от артиллерийской подготовки, обороняющиеся покинули первую линию обороны, оставив только засевшие под бронированными колпаками пулеметные расчеты.

Эти пулеметы рядами косили французскую пехоту. Части 6-й армии откатились назад. Соединения 5-й армии достигли вражеских окопов и даже сумели захватить укрепления второй линии, но были выбиты оттуда немецкой контратакой.

Участник наступления Пенлеве в своей книге «Правда о наступлении 16 апреля 1917 г.» цитирует донесения командиров армейских корпусов, дивизий, полков, а также походные дневники 5-й и 6-й армий. «Все донесения, — пишет он, — сообщают в один голос: неприятельские укрепления не разрушены; прикрытия остались невредимыми; пулеметы в целости; неприятельская артиллерия не приведена к молчанию… На участке Воксайон — мельница Лаффо мы должны были по расписанию за полтора часа продвинуться на 2500 метров. На южной половине этого участка наши штурмовые колонны были скошены в продолжение десяти минут; мы не продвинулись здесь ни на шаг вперед. На северной половине мы продвинулись на 500 метров, но в ночной контратаке неприятель почти полностью отбросил нас назад… Огневая завеса нашей артиллерии, которая должна была двигаться на расстоянии 70 метров впереди нашей пехоты и все сокрушать на своем пути, оказалась настолько недействительной, что в ряде мест целые полки прошли сквозь нее, даже не заметив ее. В других местах наша артиллерия стреляла на целый километр дальше цели или же, напротив, убивала тех, которых она должна была защищать: между батареями и штурмовавшими частями не было действительной связи».

Французское командование решило использовать 128 танков, экипажи которых разместили бидоны с бензином прямо на корпусах своих машин. Решение оказалось фатальным. Малейшие попадания раскаленных осколков или пуль воспламеняли горючее, и танки вспыхивали, как факелы.

Генерального наступления с прорывом вражеской обороны и выходом на оперативный простор явно не получалось. Локальные «мясорубки» происходили в районе возвышенности Шмен-де-Дам, Краона, форта Бримон и Моронвиллера. Однако захваченные холмики и возвышенности в лучшем случае могли использоваться как тактические опорные пункты.

Самыми крупными успехами французов стали занятие возвышенного массива между Водезанкуром и Прюней. Англичане продвинулись к северу от Сен-Кантена и заметно улучшили свои позиции у Ипра.

Прогрызание германской обороны продолжалось до 5 мая, но в целом результаты были ничтожными. Там, где предполагалось уже в первый день продвинуться на 10 километров, продвижение составляло в среднем 500 метров.

На закрытом заседании британского парламента депутат Ибарнегарэ, участвовавший в наступлении в качестве лейтенанта, возложил всю ответственность за провал наступления на самого Нивеля. «Отступление Гинденбурга, — заявил он, — лишало нас преимущества внезапного нападения. Из трех секторов намеченного наступления оставалось только два, и германский фельдмаршал с самого начала апреля был в точности осведомлен о наших планах. Оставались только два сектора: один по Эне и другой (английский) на севере. Но Нивель этого не понял. Он сказал и даже написал, что, если бы в его власти было распоряжаться движением немецких армий, он не мог бы произвести более выгодной для нас операции. Он считал, что этот маневр освобождал две немецкие дивизии и восемнадцать наших. Он ошибался самым жестоким образом. Другая ошибка, самая серьезная из всех — выбор места атаки. Три ряда плоскогорий, расположенных параллельно одно за другим. Между этими тремя рядами — болота, долины.

И всюду на скатах огромные пещеры (с пулеметными гнездами, с тысячами пулеметов). Располагая сведениями, полученными от пленных, съемками, сделанными с аэропланов, высшее командование должно было знать, что территория между Лаояом и Шменде-Дам была сильно укреплена. При таких условиях нападение на этот участок было явным безумием! Не прав ли я, что у главнокомандующего вскружилась голова, что этот человек посредственного ума и непомерного самомнения, невероятной милостью судьбы внезапно вознесенный на вершину, был опьянен и полностью утратил чувство реального! Ведь он заявлял, что три сильно укрепленные и упорно защищаемые линии окопов могут быть взяты в течение восьми часов одним ударом!»

В шаге от революции

Нивеля заменили генералом Петэном, сделали козлом отпущения и отправили с глаз долой в Северную Африку. Потери союзников вдвое превысили немецкие.

Но еще внушительнее оказались политические последствия, поскольку во французской армии начали разворачиваться процессы, напоминавшие то, что уже происходило в России.

В 54 дивизиях имели место отказы от выхода на боевые позиции и выступления под лозунгами «Долой войну!», «Да здравствует русская революция!». Для подавления мятежей пришлось задействовать колониальные части из вьетнамцев и арабов.

Поскольку демократичные французы не останавливались перед кровью, революции во Франции не случилось, и в конечном счете эта страна смогла воспользоваться плодами победы. А вот в России намного лучше подготовленное летнее «наступление Керенского» закончилось неудачей из-за нежелания войск идти в бой. Временное правительство и Керенский растеряли остатки своего авторитета, и дело закончилось Октябрьским переворотом.

В связи с этим возникла версия о том, что наступление Нивеля изначально программировалось на поражение, поскольку столь крупная катастрофа служила для англо-французов оправданием их последующего, продолжавшегося как минимум до весны 1918 года бездействия. За это время Германия вывела Россию из войны, заодно лишив ее права претендовать на участие в послевоенном переделе мира.

Впрочем, традиционная версия, возлагающая вину на недалекого генерала Нивеля и высшее англо-французское командование, представляется более убедительной и, во всяком случае, подкрепляется документами.

Прошляпив незапланированный отход немцев, Нивель начал форсировать события, рассчитывая, что сумеет с наскока прорвать недостаточно окрепшую, по его мнению, вражескую оборону. Мнение русских союзников его, как обычно, не интересовало, или, точнее, интересовало только с точки зрения собственных эгоистических интересов. Последующая катастрофа объяснялась плохой тактической подготовкой операции, отсутствием координации между родами войск, грамотными действиями немцев.

В любом случае, потерпев военное поражение, англо-французские политики извлекли из него пользу в виде предназначенных русским союзникам объяснений по поводу бездействия своих армий.

Дмитрий МИТЮРИН