Зима 1941/42 года стала настоящим испытанием для жителей блокадного Ленинграда. Морозы до минус 41 градуса, постоянные обстрелы, бомбежки, голод. Но ленинградцы продолжали работать. Так, в Институте живописи, скульптуры и архитектуры при Всероссийской академии художеств шли занятия, преподаватели читали студентам лекции, принимали экзамены. Многие профессора в целях безопасности и экономии сил перебрались в подвал вуза, который окрестили «профессорским дотом». И там при свете тусклых ламп рисовали агитационные плакаты, чертили планы бомбоубежищ и новых станций метро. Одним из них был знаменитый художник Иван Яковлевич Билибин. Ему, конечно, предлагали эвакуироваться, но он отказался: «Из осажденной крепости не убегают, ее защищают».

ВСЕГДА РИСОВАЛ

«Певец русской жизни», как называли Билибина, создал свой собственный сказочный мир, но никогда не искал убежища в фантазиях. Он пережил все трагедии первой половины XX века. Жил ярко, широко, любил женщин, пил, опускался на дно, поднимался и шел навстречу новым вызовам судьбы.

Билибин родился 16 августа 1876 года в поселке Тарховка близ Санкт-Петербурга в семье военно-морского врача. По настоянию отца поступил на юридический факультет столичного университета, но юриспруденция никогда его не интересовала. «Насколько я себя помню, я всегда рисовал», — признавался Билибин в автобиографии.

В 1895 году он поступил в рисовальную школу Общества поощрения художеств, в 1898-м — в мюнхенскую художественную школу, а по возвращении домой — в частную школу княгини Тенишевой, где обучался под руководством Ильи Репина. В 1900 году стал студентом Высшего художественного училища Академии художеств под патронажем все того же Репина.

ЖЕЛЕЗНАЯ РУКА

Конец XIX — начало XX века — особый момент в художественной жизни России. Молодые живописцы клеймили официальный академизм, критиковали наследие передвижников, высмеивали поверхностный псевдорусский стиль и активно искали собственный художественный язык. 1898 год ознаменовался созданием объединения «Мир искусства», собравшего под своим крылом творческую молодежь Петербурга. Мирискусники пропагандировали передовые взгляды и первыми проложили дорогу авангарду. В 1899 году в сообщество вступил и Билибин. Он полностью разделял принципы товарищей, но это не избавляло его от мучительных поисков собственного творческого почерка. По счастью, два знаковых события, произошедшие в том же 1899-м, указали ему путь в искусстве.

5 февраля 1899 года в Академии художеств открылась выставка работ Виктора Васнецова. Билибин увидел «Богатырей», над которыми мэтр работал 20 лет, и потерял покой и сон. «Сам не свой, ошеломленный, ходил я после этой выставки. Я увидел у Васнецова то, к чему смутно рвалась и по чему тосковала моя душа».

А летом Иван Яковлевич — петербургский кутила и щеголь — отправился погостить в имение университетского приятеля: в глухую деревню Егна Тверской губернии. Деревня с ее просторами, народными песнями и бытом открылась ему с новой стороны. Он вдруг увидел всю широту русской души, первозданную красоту средней полосы, почувствовал силу и мощь русского характера. Эти открытия дали такой толчок для творчества, что художник с утра до поздней ночи рисовал и рисовал иллюстрации к сказкам из сборника Афанасьева.

Именно тогда и зародился узнаваемый билибинский почерк. В то время, когда в моду вошел широкий размашистый стиль письма на огромных холстах, Билибин работал мелко и точно, как математик, тщательно прорисовывая каждую деталь четкой, «стальной» линией, за что коллеги прозвали его Иван — Железная Рука.

Вернувшись в Петербург, Билибин отрастил длинные волосы, надел старомодный сюртук и отнес свои иллюстрации в одну из лучших типографий страны. Книга вышла в отличном качестве и большим тиражом. Так молодой художник в одночасье стал знаменитым.

НА ПИКЕ СЛАВЫ

В 1902 году Билибин отправился с экспедицией на Русский Север. В Вологодской, Архангельской и Олонецкой губерниях собирал предметы старины, изучал русское искусство и народное творчество северных регионов. А вернувшись, написал несколько статей на эту тему, настолько толковых, что их оценило даже научное сообщество. Успех сопутствовал ему и в работе над созданием театральных костюмов и сценическим оформлением постановок. Билибин становился модным, востребованным. Заказы сыпались как из рога изобилия. Он оформлял обложки журналов и альманахов, работал над открытками, рекламными плакатами и брошюрами, эскизами для почтовых открыток, театральными афишами, листовками с ресторанным меню.

В том же году Иван Яковлевич женился. Его избранницей стала художница Мария Чемберс — дочь обрусевших ирландца и англичанки. Билибину всегда нравились натуры творческие, благо в то время на рисовальных курсах таких девиц было предостаточно. Увы, несмотря на рождение двух сыновей, брак распался. В быту Иван Яковлевич оказался невыносим. Кутил, уходил в запои, и его супруга, отправившись лечить старшего сына за границу, предпочла не возвращаться и навсегда уехала в Англию.

Билибин недолго оставался один. В 1912 году он женился на своей ученице — красавице Рене О’Коннель. По странному стечению обстоятельств эта юная уроженка Парижа тоже была ирландкой. В Россию же она приехала учиться. Рене тоже была очень талантлива: иллюстрировала книги, рисовала эскизы к театральным постановкам, придумывала модные наряды, расписывала керамику и фарфор. Увы, и этот брак быстро распался, и виной тому снова стал алкоголизм художника. Однажды Иван Яковлевич даже заключил с Рене пари: если он год не будет пить, она от него не уйдет. Но проиграл спор, и в 1917-м жена бросила его.

УНЕСЕННЫЕ ВЕТРОМ

Над страной сгущались тучи. «Маленькая победоносная война» с Японией обернулась сокрушительным поражением русской армии. В обществе нарастали протестные настроения, их итогом стала революция 1905 года. Не успела Россия оправиться от этих событий, как началась Первая мировая. Поражения на фронтах, скачки цен, усталость от войн вылились в Февральскую, а затем в Октябрьскую революцию 1917 года.

Иван Яковлевич отправился в Крым, в Батилиман, где давно купил участок на берегу моря в складчину с приятелями. Там он намеревался переждать смутное время. По соседству с ним жил писатель Чириков с женой и дочерьми Людмилой и Валентиной. Художник влюбился в старшую 23-летнюю Людмилу. Они вместе гуляли, она помогала ему в работе, но к ухаживаниям оставалась равнодушна.

В 1919 году старшие Чириковы бежали в Прагу. Сестры тоже стали паковать чемоданы. Билибин последовал за ними в Новороссийск, откуда в Константинополь уходили суда. Попасть на борт было непросто. В первую очередь эвакуировали раненых бойцов Добровольческой армии. За гражданскими англичане отправили всего один корабль — «Саратов». Рассчитанное на 800 пассажиров, судно увезло 1 400 человек.

Люди плыли в ужасных условиях. В пути на борту вспыхнул тиф, и турки не приняли корабль. Киприоты тоже закрыли порт. Два месяца «Саратов» болтался по волнам, пока 13 марта 1920 года пассажиров не высадили в египетской Александрии. Русских поселили в лагере для беженцев. Антисанитария, голод, полная деградация бывших соотечественников — такая картина открылась перед художником. Билибин немедленно запил, обменяв драгоценности на вино.

Но работоспособность сохранил: благодаря знакомствам Иван Яковлевич получил хороший заказ от богатого грека и на гонорар снял в Каире мастерскую с садом. В принципе Каир ему понравился, да и заказов поступало все больше, но его съедали одиночество (Людмила Чирикова уехала в Европу и иногда писала сухие письма) и тоска по родине.

«РЯЗАНСКАЯ ПУГОВКА»

В 1922 году Иван Яковлевич получил из России письмо от бывшей ученицы Александры Щекатихиной-Потоцкой. Она писала, что 2 года назад овдовела, оставшись одна с сыном на руках, и живет в крайне стесненных условиях. Билибин растрогался и отправил на родину короткую телеграмму: «Будьте моей женой». А через три дня получил телеграмму с согласием.

Выехать из России было проблематично, но Шурочка смогла оформить командировку в Германию от фарфорового завода (бывшего Императорского), где работала художником-керамистом, и в феврале 1923 года оказалась в Египте.

Друзья звали ее «рязанской пуговкой» за твердый характер. Хрупкая Шура взяла Билибина в оборот, отучила от пьянства, привела в порядок финансы, устроила быт, организовала путешествия в Сирию и Палестину. Но ей очень хотелось в Париж.

Николай Рерих отговаривал Билибина от переезда в Европу. Но тут его талантливую супругу, которой завод простил бегство, пригласили поучаствовать в Международной выставке декоративного искусства от СССР… Иван Яковлевич сдался, и в 1925 году семья перебралась в Париж. Шурочка получила золотую медаль, а вслед за этим выгодные заказы со всех концов света, в том числе из СССР.

Во Франции тогда царила мода на русское искусство. Билибин оказался нарасхват. Ему предложили оформить балеты Анны Павловой и русские оперы в театре на Елисейских Полях «Садко», «Снегурочка», «Князь Игорь», «Борис Годунов», «Сказка о царе Салтане». И декорации были приняты парижской публикой на ура. А тут еще и Шурочка получила заказ от самого Ротшильда на роспись сервиза в морской тематике! Щедрого вознаграждения хватило на аренду ателье в центре Парижа и покупку земли в местечке Ла Фавьер.

Но относительно скоро мода на русских художников сошла на нет. Билибин снова начал пить, чаще всего в компании Константина Коровина и Саши Черного. Мысль о возвращении на родину стала навязчивой идеей. Говоря: «Я большой националист и очень люблю Россию», Билибин ни капли не рисовался. Кончилось все тем, что художник и его супруга познакомились с послом СССР во Франции Владимиром Потемкиным и через него передали прошение о возвращении. Они не понаслышке знали о репрессиях и сталинских лагерях (Билибин переписывался с братом), но душа рвалась домой.

ГЕРОИЧЕСКАЯ СИМФОНИЯ

В 1936 году семья прибыла в СССР и поселилась в Ленинграде, где ей выделили квартиру в центре. Супруги оказались чрезвычайно востребованы. Шурочка снова устроилась на фарфоровый завод, Иван Яковлевич преподавал во Всероссийской академии художеств, оформлял театральные постановки, иллюстрировал книги. На сентябрь 1941 года была намечена большая персональная выставка художника, он тщательно к ней готовился.

Но началась война. Квартира Билибиных была разрушена прямым попаданием снаряда: к счастью, дома в тот момент никого не оказалось. Супруги перебрались в подвалы академии. Художник много работал: рисовал открытки и агитационные плакаты, иллюстрировал былины. В декабре 1941 года не дал прервать торжественную защиту дипломов, несмотря на налет вражеской авиации.

Новый 1942 год профессора Академии художеств встречали все вместе. Иван Яковлевич, худой, слабый, но в неизменном галстуке, читал оду победе. В феврале его положили в стационар академии, а 7-го числа он скончался от истощения на 66-м году жизни…

Той зимой от голода умерли восемь профессоров Академии художеств. Руководство решило похоронить их всех вместе — в братской могиле. Уже после войны на ней был установлен большой гранитный памятник. На плите выбиты имена восьми человек. Имя Ивана Яковлевича Билибина идет первым…

Ирина ТАРНАЕВА