В Советском Союзе понятие «персональная пенсия» ассоциировалось не только с повышенными денежными доходами, но и с привилегированным положением ее получателя. Однако сами «персональные пенсионеры» не всегда были довольны своим положением, причем во многих случаях их «капризы» имели под собой основания.

Вопрос о пенсионном обеспечении тех, кто имел особые заслуги перед советской властью, начали решать ближе к концу Гражданской войны. В июле 1920 года вышел декрет Совнаркома «О пенсиях лицам, имеющим особые заслуги перед Рабоче-крестьянской революцией». В 1921-1923 годах появились еще два постановления, «Об усиленных пенсиях» и «О персональных пенсиях лицам, имеющим исключительные заслуги перед Республикой». Пенсии назначались щедрые, но их сразу съедала инфляция. При этом не был решен вопрос о том, как следует материально помочь близким погибших за революцию, среди которых было немало фигур, ставших почти что культовыми.

За дело берутся каторжники

Когда в мае 1923 года в Лозанне бывший белогвардеец Морис Конради застрелил советского дипломата Вацлава Воровского, павшего большевика громко оплакали, но даже Политбюро не смогло ответить на вопрос безутешной вдовы: положена ли ей пенсия? Проблему временно решили постановлением: «Поручить НКИД и Секретариату определить размер пенсии т. Воровской, выдавая ей до того жалованье т. Воровского».

Вообще-то, пенсии вдовам и детям революционных героев полагались, но обычно все приходилось решать индивидуально. Самым четким и весомым критерием считался партийный стаж, но здесь возникали другие проблемы. Многие павшие герои революции состояли в большевиках ничтожно короткое время. С другой стороны, некоторые ветераны партии исключались из ее рядов за разного рода «уклоны». А ведь были еще и представители других революционных партий, начиная с народовольцев, тоже имевшие заслуги в борьбе с самодержавием.

Частично решить проблему помогло созданное в 1921 году Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Постоянной подпитки из бюджета оно не имело, но получало кое-какие субсидии, налоговые льготы, а также разного рода движимое и недвижимое имущество, что позволило организовать целую сеть трудовых артелей. Поскольку дело происходило в период НЭПа, оборотистые дельцы использовали такие артели для финансовых махинаций, однако нуждающихся среди нескольких тысяч членов общества не было. Когда с НЭПом закончили, взялись и за политкаторжан, тем более что издаваемые ими сборники воспоминаний плохо согласовывались с официальной, сталинской версией истории революционного движения.

В 1935 году Общество и все его дочерние предприятия просто распустили, равно как и Всесоюзное общество старых большевиков (существовавшее, впрочем, исключительно на партийные средства).

В соответствующем постановлении всесоюзного ЦИК, подписанном Михаилом Калининым, говорилось, что государство принимает на себя «все материальные заботы» о старых революционерах. И действительно, лояльным ветеранам оставили скромные пенсии, доступ к не самым привилегированным спецраспределителям, а их дети имели льготы при поступлении в вузы. Однако со временем большую часть благ плавно отобрали. Так, к 1941 году из нескольких сот ветеранов, пользовавшихся кремлевской столовой, остались лишь 54 человека. А после начала войны многие вообще оказались на грани выживания…

До и после войны

К концу 1930-х годов, помимо ветеранов партии и революционного движения, на персональные пенсии могли претендовать даже беспартийные, но имеющие бесспорные достижения в своей профессиональной деятельности граждане. Материальным подтверждением этих достижений являлось наличие двух орденов либо звание Героя Советского Союза.

Персональные пенсии могли начисляться и на ближайших родственников перечисленных категорий, потерявших кормильца и не способных обеспечить себя самостоятельно. Возраст родственников в таких случаях жестко не ограничивался — сын партийного деятеля или героя революции мог получать персональную пенсию до тех пор, пока учился в институте или даже в аспирантуре. Разумеется, учитывалось и состояние здоровья.

Базовая ставка персональных пенсий зависела от того, назначалась ли она местными, республиканскими или союзными органами власти.

Однако едва система обрела некую стабильность, грянула Великая Отечественная война, снова ввергнувшая ее в состояние хаоса. Лозунг «Все для фронта — все для победы!» не лучшим образом отразился на судьбе персональных пенсионеров, неспособных принести серьезную пользу.

Параллельно бурно развивалась система премиальных, как на тыловых предприятиях (за перевыполнение плана), так и на фронте (за уничтожение живой и материальной силы противника). Партийные руководители под такие премии обычно не подпадали, в отличие от директоров предприятий, передовиков производства, отважных летчиков, танкистов, пехотинцев.

В 1946 году, когда война закончилась, дисбаланс попытались ликвидировать, хотя бы на уровне республиканских и местных персональных пенсий. Их размер определялся, исходя из заслуг конкретного лица, степени утраты им нетрудоспособности, а также последнего заработка по месту работы. При этом максимальная планка республиканских пенсий составляла 1200 рублей в месяц, что несколько превышало среднюю по стране зарплату. А максимальная местная пенсия — 600 рублей — вдвое превышала среднюю по стране пенсию.

При таких «расценках» случалось, что многие ветераны, заработавшие хороший стаж и получавшие приличную зарплату на производстве, предпочитали «отраслевую» пенсию персональной.

Опора на номенклатуру

Кончина «персонального пенсионера» резко отражалась на уровне жизни его близких.

Последний руководитель Общества политкаторжан и Общества старых большевиков Емельян Ярославский (Губельман) умер в декабре 1943 года. Его вдова, Клавдия Кирсанова, сама получала республиканскую пенсию как ветеран партии, а также пенсию в связи с потерей супруга. Стоит отметить, что незадолго до смерти Ярославский, в числе 15 авторов, удостоился Сталинской премии 1-й степени за коллективный труд «История Гражданской войны», но вся сумма была перечислена на строительство танковой колонны. Так вот, после кончины Клавдии Кирсановой (в 1948 году) его внукам до окончания учебы назначили пенсию в 500 рублей, и жили они, по их собственным словам, очень аскетично.

Средний заработок секретарей обкома равнялся 1660 рублям в месяц, но они получали по 4-5 тысяч рублей «временного денежного довольствия», что хватало для абсолютно безбедного существования. Однако в случае ухода на пенсию ежемесячные 600 рублей становились настоящей персональной катастрофой.

Сходная картина наблюдалась в государственных структурах, где существовали разного рода отраслевые надбавки. Доход союзных министров составлял около 25 тысяч рублей в месяц, что в 20 раз превышало тогдашнюю среднюю по стране зарплату. Однако союзная персональная пенсия 1200-1500 рублей этим зарплатам соответствовала и частенько уступала даже пенсиям, которые, с учетом отраслевых набавок, полагались передовикам производства.

Прорыв с персональными пенсиями наметился после кончины Сталина, который, по словам его дочери Светланы Аллилуевой, имел смутное представление о реальной стоимости жизни.

С кончиной вождя главная борьба разыгралась между первым секретарем ЦК Никитой Хрущевым и главой союзного правительства Георгием Маленковым. На одном из заседаний, когда Маленков жестко критиковал бюрократизм партийного аппарата, Хрущев напомнил ему, что «аппарат — это наша опора». Вскоре Никита Сергеевич инициировал разработку нового положения, по которому базой для начисления персональной пенсии считалась сумма до 90% от последней зарплаты (в зависимости от общего стажа).

Понятно, кого именно поддержала в этой борьбе номенклатура. Однако, когда проект щедрого постановления о персональных пенсиях начал согласовываться с министерством финансов, выяснилось, что советской казне такие расходы не по силам.

В общем, финальный вариант, сформулированный в законе «О государственных пенсиях» и дополняющем его «Положении о персональных пенсиях» (июль — ноябрь 1956 года), оказался намного скромнее — сведясь все к тем же 600 рублям местной, 1200 рублям республиканской и 2000 рублям союзной персональной пенсии.

За что боролись?

Пайки вместо денег

Чтобы немного урезонить партийные массы, пенсионерам расширили доступ к спецраспределителям и путевкам. Льготу по коммунальным платежам подняли до 90% от суммы. В Москве хорошо оборудованную поликлинику Министерства строительства фактически реквизировали для обслуживания столичных пенсионеров и их иждивенцев. Высший слой отставных номенклатурщиков получал право на пользование автотранспортом из кремлевского гаража по предварительному заказу.

Проведенная в 1961 году Хрущевым денежная реформа уменьшила номинальную стоимость рубля в 10 раз и одновременно дала повод для пересмотра практики начисления пенсий, которые теперь не столь жестко приравнивались к максимальным показателям и зачастую их превышали. Нужный эффект, как правило, достигался благодаря тому, что для высшей номенклатуры пенсия действительно рассчитывалась «персонально» с учетом заслуг и достижений на всех занимаемых должностях, а не как раньше — либо на партийном, либо на хозяйственно-государственном поприще.

Сам Никита Сергеевич после его снятия с должности председателя Совета министров в октябре 1964 года сохранил государственную дачу, право на пользование казенной «Волгой», а также на обслуживание в Центральной клинической больнице Минздрава.

Его персональная пенсия составила 500 рублей, что примерно в четыре раза превышало считавшуюся приличной зарплату.

От этого в дальнейшем и танцевали. Персональная пенсия секретаря ЦК КПСС в конце 1960-х — начале 1970-х годов составляла 300, кандидата в члены Политбюро — 400, а члена Политбюро — 500 рублей в месяц.

Награда или несправедливость?

В 1969 году, после того как на Западе была опубликована и приобрела широкую известность книга эмигрировавшей дочери Сталина Светланы Аллилуевой «Двадцать писем к другу», в Политбюро заинтересовались вопросом: какие именно пенсии назначены потомкам генералиссимуса?

Картина сложилась следующая: пенсия Аллилуевой (которую у нее после эмиграции отобрали) 200 рублей в месяц, ее детей Иосифа и Екатерины — 100 рублей в месяц, до получения высшего образования.

По 100 рублей в месяц получали вдова старшего сына вождя Якова Юлия Джугашвили и их дочь Галина. Галине после окончания в 1969 году аспирантуры выплаты прекратили.

Четырем детям младшего сына вождя — Василию, Светлане, Александру и Надежде — также платили по 100 рублей в месяц, до получения высшего образования. Однако Надежде в 1967 году выплаты прекратили «в связи с тем, что не учится». Светлана тоже учебу бросила, но ей пенсию сохранили как инвалиду 2-й группы.

В 1977 году максимальную планку пенсий местного, республиканского и союзного уровня подняли до 140, 160 и 250 рублей, притом что применительно к кремлевским небожителям подобных ограничений не существовало. Чтобы соблюсти видимость «социальной справедливости», персональным пенсионерам союзного значения с партийным стажем от 50 лет ежегодно выплачивались две месячные пенсии, от 30 до 50 лет стажа — полторы месячных пенсии, бывшим политкаторжанам и политзаключенным «при буржуазных правительствах» — одна месячная пенсия.

Понятно, что представителей перечисленных трех категорий было сравнительно немного, так что серьезной нагрузки для бюджета они не представляли.

Уже после смерти Брежнева и вплоть до начала перестройки законодательство о персональных пенсиях постоянно расширялось таким образом, чтобы охватить новые профессиональные (например, заслуженные спортсмены) и ветеранские (участники боевых действий в Афганистане) категории. Но по мере углубления перестройки все пошло вразнос.

Персональные пенсионеры всех категорий (число коих по Союзу насчитывало в 1989 году 338 219 человек) стали восприниматься не как герои и образцы для подражания, а как обладатели пресловутых номенклатурных привилегий.

И в 1990 году комиссия по социальной политике Совета Республики Верховного совета РСФСР внесла в проект закона «О государственных пенсиях в РСФСР» следующую формулировку: «Комиссия считает, что сохранение привилегий для персональных пенсионеров, так же как и самих персональных пенсий, противоречит социальной справедливости, Конституции СССР и Конституции РСФСР».

Пришло время новой «справедливости», правда не имеющей ничего общего с социальной.

Владислав ФИРСОВ